Эбби Тэйлор - Похищенный

Часов около десяти вечера он встал из-за стола и сказал:

— Пожалуй, мне пора. Я живу в Стоквелле, а туда на велосипеде еще ехать и ехать.

— Это же так далеко! — Эмма пришла в смятение. — Извините меня. Я не хотела задерживать вас допоздна.

— Пустяки, я привык, — успокоил ее Рейф. — Я занимаюсь садовыми работами по всему Лондону. Иногда приходится проезжать на велосипеде по двадцать миль. Но все равно получается быстрее, чем на автобусе, особенно в часы пик.

Эмма вполне могла поверить, что расстояние не играет для него большой роли. Он выглядел крепким и подтянутым, настоящий атлет. Рейф надел толстовку и подхватил с пола свой рюкзак. Похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли ключи.

— Ну, — он махнул рукой в сторону коридора, — я пошел. — Но при этом не сдвинулся с места. — Если не возражаете, — сказал он, — я загляну к вам как-нибудь еще. Мне бы хотелось знать, чем закончится вся эта история с Бержераком.

— Совсем не возражаю, — ответила Эмма. Она открыла и придержала входную дверь. Когда он переступал порог, она неожиданно для себя добавила: — Я очень рада, что вы пришли.

— Я тоже, — откликнулся Рейф.

— Нет, я имею в виду…

И правда, что она имеет в виду? Рейф провел с нею весь вечер вовсе не потому, что ему заплатили за это, или не потому, что хотел получить что-то взамен, а просто потому, что хотел помочь. Потому что ему было не все равно, что станет с Риччи. И он оказался единственным человеком в мире, не считая Эмму, кому была небезразлична судьба ее сына. Эмма растерянно прищурилась.

— Я имею в виду, — сказала она, — я действительно рада.

— Я тоже, — повторил Рейф. Он улыбнулся. — Берегите себя, Эмма. Держитесь. Не падайте духом.

Когда он ушел, она немножко всплакнула, стоя в коридоре и закрыв лицо руками, а затем отправилась в ванную. Эмма чувствовала себя ужасно, просто невероятно уставшей. Но это была хорошая, нормальная, если можно так выразиться, усталость, а не гнетущая апатия последних дней, так что, возможно, сегодня ей удастся выспаться. Она пошла в кухню, чтобы вымыть посуду, оставшуюся после ужина, и чтобы еще ненадолго оттянуть момент, когда придется ложиться в постель.

Она как раз заканчивала чистить кастрюлю, когда зазвонил телефон.

Это была Линдси.

— Здравствуйте, Эмма. — Судя по голосу, она явно была взволнована. — У вас найдется для меня минутка?

— Да, конечно, сколько угодно, — с трудом выдавила Эмма.

Линдси продолжала:

— У нас появилась ниточка. Она, конечно, может никуда не привести, но я сочла своим долгом рассказать вам об этом. В понедельник, после полудня, через день после похищения Риччи, из Лондона в Бержерак вылетела супружеская пара с шестнадцатимесячным мальчиком.

Сердце замерло у Эммы в груди. Как слепая, она нащупала диван и опустилась на него.

— Риччи? — прошептала она.

— Пока мы не можем утверждать этого наверняка, — ответила Линдси. — Но здесь есть одна странность. Так получилось, что незадолго до того, как вы позвонили нам сегодня вечером, мы получили сообщение от женщины, которая работает у стойки регистрации в аэропорту Станстед. Она прочла о Риччи в газетах и вспомнила, что регистрировала это семейство в понедельник. И вот что показалось ей необычным. Родители забронировали для себя билеты заранее, но в самый последний момент привезли с собой малыша, у которого брони не было. Но документ у ребенка был, поэтому его и пропустили в самолет.

— Как звали женщину? — перебила ее Эмма. — Антония?

— Нет, — ответила Линдси, — ее звали не Антония.

Эмма принялась нервно теребить шнур телефона.

Линдси продолжала:

— Мы не хотим внушать вам беспочвенные надежды, Эмма. Документ ребенка был выдан на ту же фамилию, что и у родителей. Велика вероятность того, что это самая обычная семья. Тем не менее мы собираемся провести проверку. — Она немного помедлила. — Я просто хотела сказать вам об этом. Чтобы вы знали, что мы отслеживаем все возможности. Делаем все, что в наших силах. Как только появятся какие-нибудь новости, я сразу же перезвоню.

Эмма не шевелясь лежала в постели. В душе у нее, словно хрупкий стеклянный сосуд, затаилась надежда. Она знала, что пройдет еще немало времени, прежде чем она сможет заснуть.

Она снова решила передать послание Риччи. На этот раз Эмма представила, что стоит у ворот. Ворота были деревянными, забранными деревянной же решеткой. Прямо за воротами возвышался небольшой холм. На его вершине росло тоненькое коричневое деревце. А под деревом сидел Риччи, совсем один, и играл чем-то в траве.

Эмма смотрела на него через решетку.

— Я здесь, — прошептала она сыну. — Я здесь.

Риччи не поднял головы. Но его улыбка сказала Эмме, что он догадывается о ее присутствии. И всю ночь она простояла у ворот, охраняя и оберегая сына так долго, как только смогла.

Первые месяцы Эмма даже не сознавала, что беременна. По утрам ее не тошнило. Одежда по-прежнему сидела на ней безупречно. Она даже начала говорить себе, что, скорее всего, ошиблась. В конце концов, она ведь так и не побывала у врача и даже не сделала тест на беременность. И с каких это пор она обзавелась ученой степенью по акушерству и гинекологии?

Как-то вечером она смотрела по телевизору документальный фильм о вооруженном конфликте в Дарфуре. Камера крупным планом показывала ряды выцветших и потрепанных палаток, плачущих женщин, окровавленные простыни. А затем на экране появилось изображение крошечного брошенного ребенка. Он был страшно худым, как спичка, и явно умирал от голода. Вид изможденного, обтянутого кожей личика малыша внезапно поразил Эмму в самое сердце, расстроил ее до глубины души, вызвав острый приступ скорби. Той ночью, лежа в постели, она неожиданно почувствовала себя очень странно: ее тело как будто падало с обрыва или же, наоборот, поднималось на необозримую высоту, и ей не за что было ухватиться, чтобы остановить это невероятное движение. Пару месяцев спустя она вдруг решительно отказалась от шампуня и кондиционера с гуавой «Бутс», которыми пользовалась очень давно. И тогда она поняла, что ее тело, с виду оставаясь прежним, изменилось. И еще поняла, что больше не может обманывать себя.

Джоанна, похоже, ничего не замечала, и Эмма не стала рассказывать ей о своих подозрениях. Она ни с кем не могла заговорить о своей беременности, потому что пока еще не решила, как поступить. Все ее мысли по-прежнему занимал Оливер, и она не могла принять решение, не обсудив с ним положение, в которое попала. Но и говорить с ним до тех пор, пока не будет ясно, вернется ли он к ней, Эмма тоже не хотела.

— Я просто обязан дать Шармиле еще один шанс попытаться восстановить наши отношения, — заявил он тогда по телефону.