Пётр Кожевников - Год Людоеда. Время стрелять

Корней не удивился тому, что нынче к нему столь внезапно явилась добыча, так уже случалось и раньше: в самый неожиданный момент, чаще, когда он бывал чересчур расстроен своей неудачной вылазкой, какая-то неведомая сила словно выталкивала для него из человеческой массы кого-нибудь, вполне пригодного для его целей. Что ж, теперь ею стала эта дерзкая девчонка. Ну ничего, красавица, мы тебя быстро укротим! Чего стоит первая кровь на теле жертвы! Ах, как она пугается! Ах, как она кричит и молит о пощаде! Но не для этого он часами, а то и днями кружит по городу, чтобы остановиться после первого удара, — нет!

Какая это сладость — испытывать ни с чем не сравнимое чувство, когда ты знаешь о людях все: кто из них чего стоит, кто готов на тебя сейчас напасть, а кто для этого слишком слаб, когда ты буквально осязаешь их тела, которые они научились прятать за одеждами, когда ты впитываешь все те запахи, которые они маскируют парфюмерией, когда ты читаешь их мысли, даже не глядя в глаза, а если уж посмотришь, то почти все они тотчас отводят их в сторону, а осмеливаются вызвать тебя на дуэль взглядом лишь те, кто похож на тебя. Все остальные в этот момент не в счет — они только любят слушать об этом, читать или смотреть по телевизору страшные истории, но сами никогда не решатся совершить поступок — они этого просто боятся! Страх смерти, который сильнее жажды крови!

Кажется, Ремнев рассчитал все грамотно: когда девушка окажется около гаражей, он ударит ее молотком по голове и, потерявшую сознание (а может быть, и убитую, но это ведь уже не так важно, правда?), уволочет к гаражам, а оттуда — на берег Екатерингофки, где им, конечно, никто не помешает провести время так, как он этого захочет. А для приятного времяпрепровождения у него с собой имеется его постоянный спутник в таких походах — скромный рюкзачок, а в нем и все инструментики, и веревочки, и вазелинчик, и остренькая саперная лопаточка, а ей что землю копать, что ручки-ножки рубить — все одно!

Зря, конечно, они здесь этих фонарей понавешали, а гопники зря в них до сих пор все лампочки не побили — то-то ему сейчас было бы удобственно! А с другой стороны, эта деваха могла и сдрейфить переть сквозь такую темень. Ладно, чего уж теперь рассуждать, когда до нее вот и осталось-то всего шагов несколько!

Корней уже чувствовал, как подтягиваются и начинают шевелиться его уши, ловя каждый самый слабый и незначительный звук; как морщится нос и заворачивается верхняя губа, язык упирается в расщелину между нижними зубами, а ноздри расширяются, посылая в мозг головокружительный запах его жертвы, вызывающий приторный вкус во рту; как подымается на загривке невидимая и даже несуществующая шерсть, — он уже почти готов к охоте!

Внезапно Корней ощутил что-то лишнее, какую-то помеху. Вообще-то, он уже некоторое время испытывал малозаметное неудобство, словно в их игре объявился еще один непрошеный участник, но вот теперь это чье-то вмешательство в его планы стало настолько вопиющим, что он уже никак не мог с ним согласиться. А что это? Да нет, кто это? Из темноты в свет фонаря выступила мужская фигура. Ремнев еще шире, до не ощутимой сейчас боли, растянул ноздри, словно на приеме у «ушника», и втянул воздух: еле уловимый отталкивающий запах чужого пота сбил его возбуждение и заставил насторожиться — перед ним возник такой же, как он!

Явление конкурента стало для Корнея настолько неожиданным (хотя ведь ощущал, чувствовал его, но почему-то не доверился своей интуиции), что он, понимая, что все его планы сейчас могут рассыпаться в пыль, продолжал двигаться следом за все еще ничего не подозревающей девчонкой. То же, кажется, делал и тот, другой, и вот они встретились, скользнули друг по другу светящимися в темноте глазами и разошлись, лишив всякого внимания свою добычу, продолжавшую свое беспечное путешествие. Ничья!

Нет, с Витюшей так не должно получиться! Ремнев затормозил возле автостоянки, от которой было метров сто до обширного больничного комплекса, где на отделении нейрохирургии затухал Сучетоков. Корней подозвал дежурного, упитанного, небритого мужика лет сорока, и спросил его, можно ли оставить на часок-другой машинку. Проблем, конечно, не было, если заплатить традиционную двадцатку. Ремнев не стал торговаться, сунул деньги и покинул свою любимицу, взвалив на плечо брезентовый рюкзак.

Между стоянкой и больницей высилась незавершенная заброшенная стройка. «Совсем как возле нашей больнички», — подумал Корней, забрел в укромный уголок и начал готовиться к маскараду. Он снял свою пыжиковую шапку и утепленную канадскую куртку, достал из рюкзака потертую армейскую ушанку, брезентовые штаны, ватник и резиновые бахилы и облек себя в эти вещи, словно в футляр. В его багаже также оказались: пандус, трос, разводной ключ и еще разные приметы рядового сантехника. Оснастившись всеми этими предметами, он стал действительно похож на весьма типичного работника из жилищно-коммунальной сферы.

— Маскировочка превыше всего! — нараспев произнес Ремнев и достал из рюкзака цветастую коробку из фольги из-под зарубежного печенья. Он раскрыл свою тару, извлек из нее комплект черных бровей и усов и церемонно оснастил ими свое лицо. Завершив работу над гримом, Корней посмотрел на себя в маленькое зеркало, приклеенное к внутренней стороне круглой жестяной крышки. — Будемте знакомы!

Корней приблизился к девятиэтажному больничному комплексу и направился ко входу в приемный покой. Здесь тормозили машины «скорой помощи», медики выгружали и заносили больных и потерпевших. Ремнев зашел внутрь. Его никто не спросил, кто он и зачем пришел. «Вот времена настали! — подумал Корней и покачал головой в такт своим мыслям. — Раньше-то такой бардак разве бы допустили? Иди куда хочешь! Ну и распустились!»

Ремнев прошел сквозь приемный покой внутрь больницы и оказался в длинном коридоре, по которому также перемещались люди. Он двинулся налево и через некоторое время поравнялся с лифтовой площадкой, где уже стояло несколько человек в ожидании свободной кабины.

— Ну что, девочки-красавицы, опять свои суперпрокладки в унитаз бросаете? — Корней улыбнулся рыжеволосой молодой женщине в белом халате, раскладывающей для больных лекарства по картонным коробочкам. — Кому-то из вас было трудно до ведерка дотянуться, а мне — полдня работы!

— А вам здесь, собственно, что надо? — подняла пшеничные ресницы, а вслед за ними желто-серые глаза веснушчатая медсестра. — Мы, кажется, никого не вызывали.

— Да мне-то, собственно, никого и ничего не надо, — продолжал растягивать темные усы приземистый мужчина, выглядевший как сантехник. — А то, что не вызывали, так это, девонька, на другом уровне решается — на уровне руководства амбулаторией! Вчерась мы восьмой этажик освоили, а сегодня к вашему седьмому приступаем.