Пётр Кожевников - Год Людоеда. Время стрелять

— Ага, с ветерком! А я-то, такая, главное дело, какую-то мандулу мразотную зацепила, а она все, ети ее наружу, тянется-тянется и по концовке всю меня как паутиной обмотала! — Бросова развела руки в стороны и замахала ими по кругу, чуть не потеряв необходимую физическую поддержку Ремневой, обозначая свой плен в проводах. — Ой, подруги, я тут так испужалась!

— Да ты, Мозоль, прямо какая-то жопа с ручкой, сейчас тут у меня загремишь об поребрик своими гнилыми костями! Держись, покамест тебя добрые люди опекают! — забасила Антонина, видимо, для придания своим словам большей усвояемости, потряхивая невесомую для нее Зою. — Во-во! А Зойка-то вдруг как закричит: «Ай, я в ментовской капкан попала! Сейчас мусора налетят, повяжут и в кутузку законопатят!»

Женщины двигались по пешеходному тротуару неровной шеренгой, сцементированной недюжинной силой Ремневой. Встречные пешеходы старались обойти хмельных женщин, и те, кому это вовремя не удавалось сделать, становились жертвой толчков о выдающиеся части тел Жанны или Зои, которые тут же начинали яростно материться. Антонина, шедшая посредине, ловко управляла своими спутницами, не давая им упасть, и всячески подбадривала боевыми напутствиями.

Зоя находилась слева от Ремневой, и поэтому она чаще оказывалась в роли тарана или буфера при столкновении со встречным людским потоком.

— Слышь, Жанка, давай мы с тобой махнемся местами, или я вообще одна дальше пойду, — с отчаянием в голосе воскликнула Зоя. — А то у меня тут вместо левого бока уже одна сплошная гематома намечается!

— Терпи, Мозоль! — Махлаткина судорожно затянулась, тотчас закашлялась, сквозь душивший ее кашель прокричала: — Фу ты, блядь, дымом подавилась! — и продолжила цедить воспоминания о ситуации в приемном пункте. — А ты, тетя Тонна, тут ее, как подъемный кран мандавошку, зацепила и выдернула вместе с бухтой!

— Хорошо, что не хером! — отозвалась Бросова, беспомощно бултыхаясь в стальном захвате своей тяжеловесной спутницы. — А этот приемщик тоже еще тот козел оказался! Я своим малым умишком прикидываю: он по деньгам раза в два нас нагрел, не менее того получается!

— Пидар он, Зоенька, я тебе доложу, реальный пидар! — заключила Ремнева, и лицо ее угрожающе побагровело. — Я ему так и говорю: «Слышь, сосок, если ты нас по деньгам опустил — я тебя за то зло конкретно трахну!»

— Слышь, подруга, а чем ты его трахать-то собралась, если не секрет? Сиськой, что ли? А как ты ему ее запузыришь? Тут нужен особый опыт! — Бросова ехидно прищурилась. — Или, может, каким самотыком?

— А это уже, как называется, сиськи-масиськи получается! — Жанна пыталась на ходу запалить сигарету, но это у нее никак не получалось, и следующую фразу она, возможно, адресовала своему перманентному фиаско: — Буквально что сиськи-масиськи!

— Дуры вы, бабы, и в правильном сексе ничего не смыслите! — Антонина дернула Жанну, у которой из коробка посыпались спички, невольно отмечая ее путь по Среднему проспекту в сторону 10-й линии. — Одно слово — дешевые давалки!

— Это мы-то?! — Махлаткина сердито выплюнула сигарету, но на ее губах остались размокшая бумага и табак, и теперь она мелко поплевывала, пытаясь избавиться и от этого наследства. — Ты чего, тетя Тонна, от счастья хером поперхнулась, что ли, или реально от нас отречься собралась? А ты-то, барыня, кто, столбовая дворянка, что ли, которая на каждом столбе для себя хер потолще ищет?

— Ладно, вижу я, что вы мне не внемлете, потому что сути этого дела пока не осмысляете, — спокойным, уверенным в себе тоном произнесла Ремнева. — Вы, собаки драные, только прикиньте, какой это кайф мужика трахать, а? Бестолочи вы подзаборные! То есть прикиньте только для себя — это не он тебя пердолит, а ты его?! Да вы просто, наверное, этой радости никогда не пробовали?!

— Ну что, Тонна, был у меня один такой залупёнок, — с апломбом начала Жанна. — Он мне такой заказ смастрячил: «Ты, — говорит, — Жаннушка, возьми огурчик, вон тот, покореженный, и меня энтим овощем со стороны багажного отдела побалуй». Во, бабы, какой мне гурман попался!

— Ну и что, Лоханка, побаловала? — Зоя заискивающе скосилась в сторону Антонины, от которой сейчас все-таки зависело ее равновесие. — Люблю я, честное слово, Жаннета, твою брехню иногда послушать! Мне сразу даже такие красочные мультяшки рисуются!

— Ладно тебе, Фома неверующий, меня компрометировать! А то не побаловала?! Так он мне за то еще и денег дал! — Махлаткина мечтательно закатила глаза, омраченные расплывшейся тушью. — Конечно, в этом что-то такое есть, и ты здесь, Тоня, пожалуй, права, но я все-таки больше всего тащусь от того, когда меня саму прут!

— И главное, чтобы не один, правильно ведь? — Бросова провела сухим языком по пересохшим, потрескавшимся от воинственного герпеса губам. — Чтобы во все дыры!

— Нет, все равно вы меня, бабы, не понимаете или просто не хотите понять — я того пока не знаю! — не унималась Антонина, — Ну честное слово, прямо как тупые себя ведете!

— Да почему же не хотим, подруга?! — Зоя начала нервно и быстро откусывать куски коросты, покрывшие ее губы, своими мелкими зубами. — Я тут вот тоже сейчас вспомнила, и у меня случился такой один интеллигентик в очочках. Как говорится: в облачках появился хер в очках! Так этот дяденька что вытворял? Он мой пальчик указательный так аккуратственно брал к себе в ротик, подсасывал и подкусывал, а потом в свою духовку направлял. Была на моем жизненном пути такая жопяная эпопея, не скрою!

— Да главное, девки, не в этом, главное же, по большому счету, в том, что баба, к примеру, может быть целкой или нет! Правильно? — Ремнева остановилась, и с ней, соответственно, замерла вся процессия. — А у мужика как про это состояние узнать? Ни один гинеколог в этом деле не докопается, верно? Ну вот это, значит, первое! А второе, что барают-то они, честно говоря, нашего брата как хотят, а мы вроде как им ничем и ответить на этот произвол не можем. Вот! А тут я для себя такую тайну открыла: есть у мужиков целка, и эта целка — в жопе! Вот я себе и ставлю такую особую задачу — эту целку порвать и жопу ему разворотить, чтобы он, бля, этот мой жестокий урок на всю свою блевотную жизнь запомнил! А уж если мужик хоть раз от своей жопы захорошеет, то это уже на всю жизнь! Да это вам и любой терапевт точно так же по своей медицинской науке подтвердит!

— Тонна, да ты у нас, оказывается, пидараска! — всплеснула фиолетовыми от мороза руками Жанна. — Слышь, Мозоль, ты к ней своей кормой особенно не поворачивайся, а то она тебе моментом что-нибудь в очко запердолит!

— Да мое-то очко уже и не очко вовсе, а что-то на манер пчелиного улья получается! Да и у вас, я полагаю, шмары мои любезные, этот инструмент не в лучшем виде пребывает! А и пусть запердолит! Мне, может, так и спокойнее будет! — Бросова засмотрелась на витрину с модной одеждой и чуть не рухнула навзничь, когда Ремнева вдруг решила продолжить путь и резко двинулась с места.