Десмонд Бэгли - Бегущие наобум

Поездка длилась два часа. В конце пути мне пришлось съехать с доро­ги в чистое поле. Езда по выбоинам, покрытым пеплом, не пошла на пользу форду. Когда я в последний раз путешествовал в подобных условиях, то сидел за рулем лендровера, более приспособленного к езде по такой мест­ности.

Место оказалось точно таким, как я его запомнил. Кратер бездейству­ющего вулкана с одной стороны раскололся, что позволяло мне въехать в жерло. Посредине находился окаменевший купол с отверстием, которое когда-то давало выход вулканическим газам. Единственным свидетель­ством того, что со дня сотворения мира здесь побывало человеческое суще­ство, был след шин джипа, ведущий к самому краю кратера. У исландцев существует своеобразный вид автоспорта: они въезжают внутрь кратера и пытаются выбраться из него по крутому склону. Я не слышал, чтобы кто- нибудь свернул себе шею, занимаясь столь рискованной игрой, во всяком случае, не из-за отсутствия желающих.

Я подъехал ближе к расщелине, вышел из машины и пешком прибли­зился к обрыву, откуда мог заглянуть в непроницаемую тьму открывшейся мне бездны. Бросив камень, я нескоро услышал стук от его падения на дно. Герой романа Жюля Верна, собираясь вглубь Земли, значительно облегчил бы себе задачу, если бы выбрал для своей цели именно эту дыру.

Прежде чем отправить на покой Линдхольма, я его тщательно обыскал. Паршивое, должен заметить, занятие. Кровь еще не успела засохнуть: хорошо, что я еще не сменил одежду. У него оказался шведский паспорт, в котором он фигурировал как Аксель Линдхольм, что, впрочем, ни к чему не обязывало, потому как раздобыть паспорт — плевое дело. Больше ниче­го интересного не нашел. Я забрал только палку и «Смит Вессон» 38-го калибра.

Затем перенес тело к расщелине и сбросил вниз. Раздалось несколько глухих ударов, и наступила тишина, которая, надеюсь, продлится вечно. Я вернулся к автомобилю и переоделся в чистый костюм. Замызганную одежду вывернул наизнанку и спрятал в чемодан вместе с палкой, револь­вером и проклятым пакетом Слэйда.

Спрятав концы в воду, я продолжил муторную поездку в Рейкьявик.

Я очень устал.

До гостиницы «Сага» добрался поздно вечером. Было еще довольно светло, что характерно для этих широт во время полярного лета. У меня болели глаза, потому что всю дорогу пришлось ехать прямо на заходя­щее солнце, и сейчас я задержался в машине, чтобы дать им отдохнуть. Останься я в машине еще на пару минут, следующая роковая встреча не состоялась бы. Но случилось иначе. Я вышел из форда и как раз доставал чемодан, когда из гостиницы вышел мужчина, который, увидев меня, вос­кликнул:

— Алан Стюарт!

Я поднял голову и выругался про себя. Мужчина в форме гражданской авиации относился к людям, которых я меньше всего хотел бы встретить сейчас. Передо мной стоял Бьерни Рагнарссон.

— Привет, Бьерни!

Мы обменялись рукопожатием.

— Элин мне ничего не говорила о твоем приезде.

— Она не знала. Я решился на поездку в последний момент. Не успел даже позвонить.

Он глянул на чемодан, стоящий на тротуаре.

— Ты что, решил остановиться в гостинице? — удивленно спро­сил он.

Бьерни ошеломил меня своим вопросом. Пришлось выкручиваться.

— С чего ты взял? — возразил я. — Поеду домой.

Я очень хотел не вмешивать во все Элин, но сейчас, когда ее брат знал, что я в Рейкьявике, он наверняка скажет ей об этом. Она могла обидеться, а я не хотел причинять ей боль. Элин много для меня значила.

Я заметил, что Бьерни посматривает на мой автомобиль.

— Оставлю его здесь, — безразлично заметил я. — Пригнал по прось­бе приятеля. Домой поеду на такси.

Он принял мои слова к сведению и спросил:

— Ты надолго приехал?

— До конца лета, как всегда, — непринужденно сообщил я.

— Надо будет как-то выбраться на рыбалку, — предложил он.

Я согласился и в свою очередь спросил его:

— Ты уже стал отцом?

— Через месяц, — ответил он угрюмо, — боюсь, как оно там будет.

Я рассмеялся.

— Пусть беспокоится Кристин. Ты же редко бываешь дома. Стирать пеленки тебе не придется.

Мы еще поболтали несколько минут о том о сем, как давние прияте­ли, которые встретились после долгой разлуки. Наконец Бьерни глянул на часы.

— У меня рейс в Гренландию, — сказал он. — Пора идти. Я перезвоню тебе через несколько дней.

— Не забудь.

Я проследил за ним взглядом и, едва он скрылся за дверью, сразу же поймал такси, из которого вышел пассажир. Когда таксист подвез меня к дому Элин, я расплатился с ним и в нерешительности остановился на тро­туаре, размышляя, хорошо ли поступаю.

Элин Рагнарсдоттир много для меня значила.

Учительница, она, как и многие исландцы, имела две профессии. Раз­меры Исландии, небольшое количество жителей и географическое положе­ние страны создали общественную систему, которую чужеземец мог счи­тать удивительной. Однако, поскольку система возникла и существовала на благо исландцев, они не принимают во внимание, что говорят другие. Так и должно быть.

Согласно закону, летом все школы прерывают занятия на четыре меся­ца, и часть школьных зданий выполняют в этот период функции гостиниц. Учителя располагают массой свободного времени, и многие из них рабо­тают в других отраслях. Когда я три года назад познакомился с Элин, она работала экскурсоводом в «Фердаскрифстофаа Нордри», одном из тури­стических бюро в Рейкьявике, и разъезжала с туристами по всей стране. Два года назад мне удалось уговорить ее стать моим личным гидом на весь летний период. Я боялся, что ее брат Бьерни может посчитать эту работу не слишком постоянной и воспротивится, но он не возражал. А может, решил, что его сестра достаточно взрослая особа и способна постоять за себя. Элин не создавала хлопот, но, несомненно, так дальше продолжаться не может. Я намеревался что-то изменить, но колебался, не зная, тот ли пришел момент. Нужен, видимо, человек с более крепкими нервами, чем у меня, чтобы предложить женщине выйти за него замуж сразу же после погребения мертвеца в бездне кратера вулкана.

Я поднялся наверх и, хотя у меня был ключ, постучал. Элин открыла дверь и глянула на меня с удивлением, которое быстро сменилось радос­тью, а у меня в душе что-то шевельнулось при виде ее стройной фигуры и золотистых волос.

— Алан, — начала она, — почему ты не сообщил, что приезжаешь?

— Да и сам не знал, что так получится, — объяснил я и поднял вверх удочку в чехле. — Видишь, купил новое удилище.

Она сжала губы, притворяясь строгой, и заметила:

— Это уже шестое.

Элин придержала дверь и пригласила:

— Пожалуйста, заходи, милый.

Я вошел, бросил чемодан и удочку и стиснул ее в объятиях. Она крепко прижалась ко мне и прошептала, положив мне голову на грудь: