Либба Брэй - Логово снов

Бутлегер всегда светил фонариком условный сигнал: три коротких, резких вспышки. Кто бы там, в тоннеле, сейчас ни сидел, светить он наотрез отказывался. Вернон весь напрягся. Это могли быть и копы! Или бутлегеры-конкуренты, да еще вооруженные.

Вернон слушал, весь натянутый, как струна. Звук был совсем тихий, зато настойчивый: какое-то гудение, вроде как от пчел, запертых в комнате и рвущихся на свободу. Но ниже… почти человеческий такой звук. От него вся кожа у Вернона пошла мурашками. Он даже инстинктивно попятился.

– Что это такое? – спросил Леон, поднимая фонарь: глаза у него были в пол-лица.

– Ш-ш-ш, заткнись, – прошептал Вернон.

Они еще подождали.

– Все еще слышишь? – спросил он.

– Нет, – помотал головой Леон, но тут оно, как назло, вернулось – и на сей раз громче прежнего. – Говорил я тебе, мне тут не нравится. Давай-ка выбираться отсюда.

Вернон сцапал его за плечо.

– Пока босс не сказал, никто никуда не идет.

– Да ну его к дьяволу, босса! Его тут нет, а вон та штука – есть.

– С этими сицилийцами нельзя вот так вот взять и просто выйти из дела, – предупредил Вернон. – Мы будем сидеть здесь, c бухлом, и ждать.

Громкий скрипучий визг донесся из тоннеля – у парней он аж в зубах отдался.

– Dios mío [47], – прошептал Тони.

– Босс там или нет, а я сваливаю, – сообщил Леон.

Тони согласно закивал.

– Ладно, пошли, – сдался Вернон.

Они побежали. Свет фонаря отбрасывал их скачущие тени на старые кирпичные стены – дикие, гротескные фигуры. Внезапно фонарь ни с того ни с сего решил уйти на покой, оставив их почти в полном мраке. Остались только фара у Вернона на лбу да маленький фонарик Тони, и их было решительно мало. Тяжкое дыхание так и колотилось в уши. Надо срочно успокоиться, отдышаться – тут, на глубине, и в обморок недолго хлопнуться, подумал Вернон. Все они это знали – c подземельем шутки плохи. Что бы там, в коридоре, сейчас ни бродило, они с него уже выдохлись, как загнанные в ловушку псы.

– Ты слышал? Слышал? – Леон уже впал в панику.

Звук определенно приближался. В нем уже различались отдельные гортанные порыкивания, утонувшие в общем невнятном гаме. Что же это такое? И сколько его?

– Идет сзади, – оценил Вернон. – Фонарь где? Леон, зажги его немедленно!

Опять визг.

– Леон!

– Да пытаюсь я, пытаюсь!

Визг раздался справа, и мужчины окаменели. Звук был очень близкий.

– Ты вроде сказал, что они сзади, – настойчиво прошептал Леон.

Вернон тяжело сглотнул.

– Они там и были.

– Идем назад! – выкрикнул Леон и кинулся наутек, в сторону склепа под мостом.

– Леон! Погоди! – завопил вдогонку Вернон – за секунду до того, как в темноте прозвенел крик и тут же резко стих.

Ему всегда было интересно, что такого кузен Клайд увидал на войне, что даже упоминать и то страшно. Вот сейчас и выяснишь, дурень , сказал он сам себе.

– Dios mío , – снова повторил Тони.

Он уронил фонарик и сполз по стене на пол, ухватившись руками за шею.

– Ayúdame, Santa María! [48]

Вернон подобрал с пола фонарик.

– Вставай, Тони! Шевелись!

Он вздернул напарника на ноги и почти поволок его вниз по темным ступенькам, уводившим еще глубже в подземелье. Через несколько лихорадочных поворотов они выбежали на заброшенную и частично затопленную станцию подземки. Высоко вверху некогда роскошный каменный потолок ниспадал вниз стволами колонн, изборожденных многолетними потеками сырости. Вернону вода оказалась до пояса, но он-то был добрых шести футов ростом. В Тони насчитывалось хорошо если пять с половиной – он ушел в воду по грудь и продолжал при этом яростно молиться.

– Уже недалеко, – сказал ему Вернон.

Он понятия не имел, до чего недалеко, но ему нужен был Тони, живой и вменяемый.

Вода вздулась снизу. Вдалеке что-то плеснуло.

– ¿ Qué es eso ? – пролепетал Тони голосом, полным ужаса.

Вернон, дрожа, повел тщетным лучиком по просторам затопленной станции: стены лоснились от долгих лет сырости и заброшенности. Старая билетная будка смотрелась маленьким мавзолеем. Вернон на своем веку посетил немало станций подземки и знал, что где-то тут точно должна быть лестница наверх и наружу.

Он повел фонариком вправо от будки: стена.

Влево…

Вот и он – коридор!

– Тони! – прошептал он и ткнул пальцем в черный проем в зернистом бледном свете. – Ahí! [49]

– Sí! [50]– кивнул тот.

Фонарик мигнул и погас. Вернон хорошенько шлепнул его об ладонь, но это не помогло.

Звук вернулся, и шел уже не издалека – теперь он был повсюду вокруг них.

– Скорей! – заорал Вернон. – ¡Vámonos! [51]

Бежать против высокой воды, всем своим весом навалившейся на грудь, было нелегко – да еще при каске Вернона в качестве единственного источника света: естественно, Вернон налетел на стену. Он скрипнул зубами, чтобы не закричать, и сунул руки в темную воду, зная, что где-то там должна быть лестница: наградой ему стали металлические перекладины.

– Она тут, – ободряюще прошипел он Тони. – Лестница!

Вода снова всколыхнулась, долгой и мощной волной. Вернон дернул головой в направлении движения, туда, где раньше были рельсы, а теперь виднелась паутина каких-то металлических конструкций.

Только на прошлой неделе Вернон отпраздновал день рождения – двадцать первый! – в одной дыре под лестницей шикарного дома в Вест-Сайде и теперь очень надеялся отметить и двадцать второй. А может, он подхватит все свое семейство – жену и новенького малыша – и найдет себе новое место, уж однозначно получше. В Нью-Джерси, скажем, переедет или вот в Балтимор, где у него сестра учительницей служит. Страна-то у нас большая, ни к чему весь свой век дышать пылью и газом, таскать на горбу виски, лишь изредка выбираясь на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, все время чувствовать дикую жажду, такую, что вовек не напиться… Да, пора им, пожалуй, подальше отсюда – будут совсем как пионеры Дикого Запада. Щедра земля – надо же посмотреть, что она уготовила нам!

Клац-клац-клац-клац . Жуткий звук эхом запрыгал по затопленной станции. Что-то светящееся и зеленое посыпалось из тоннеля и вниз по стенам, так и полыхая в темноте. Жуткий звук издавали рты, а в них, открытых, щерились острые зубы.

Позади Вернон услышал крик напарника.

– Тони! – завопил он, хлеща фонарем во все стороны. – Тони!

Но Тони рядом больше не было. Остался один Вернон – Вернон и те твари во тьме, что подбирались теперь все ближе и ближе. Заорав во всю глотку, Вернон прыгнул на лестницу, вверх и на платформу – а потом он побежал, как поселенец по прерии, торопясь воткнуть свой шест в твердую, плодоносную почву внутренних земель, чтобы застолбить место себе и детям, и всем поколениям, что еще прорастут под этими синими небесами. Вернон бежал, а слабый свет фары на каске лихорадочно метался в окружающей тьме.