Либба Брэй - Логово снов

– Всегда хотел посмотреть на большой город. Это правда, что у них аллигаторы в канализации живут?

– Пока ни одного не видел, – расхохотался Генри. – Но всякая шикарная публика на вечеринках носит сумочки из аллигаторской кожи.

– Я точно хочу на это посмотреть.

Улыбка Генри погасла.

– Но куда мне послать билет на поезд? Если мои письма не нашли тебя в «Селесте», где гарантия, что хоть кому-то можно доверять?

Луи поскреб подбородок, задумался.

– У меня есть кузен, Джонни Бабино, работает в почтовой конторе на Лафайет-Сквер. Пошли ему туда, до востребования.

– Куплю билет завтра же, первым делом! – Слезы кинулись Генри в глаза. – Я так боялся, что больше тебя никогда не увижу.

– Выходит, теперь тебе придется найти какой-нибудь новый страх, – сказал Луи.

Больше всего на свете Генри хотелось его обнять. Два года – это все-таки очень много. Даже минута врозь представлялась ему совершенно невыносимой. Он протянул руку к Луи… и на сей раз ничто не встало между ними. Пальцы Луи – как долго Генри не чувствовал их! – все еще были холодные и мокрые после реки. Борясь с набухшим в горле комом, Генри пробежал по его щеке, по носу и остановился на губах, о, таких полных…

– Поцелуй меня, cher ! – прошептал Луи.

Генри наклонился и поцеловал. Губы были мягкие и теплые. Это не реально, это всего лишь сон , всю дорогу твердил себе Генри – но тут он твердить перестал. Все было очень реально. Что ж, если сны умеют быть такими, он не уверен, что так уж хочет проснуться. Генри снова поцеловал Луи, на сей раз сильнее, и тут небо над ними озарилось какой-то странной молнией. Верхушки деревьев зашептались, солнце мигнуло, будто лампочка во время перебоев с электричеством.

– Что это такое? – Генри мигом вынырнул на поверхность.

– Не знаю. Ты же у нас специалист по снам, – сказал Луи.

А в следующий миг он уже увлекал Генри вниз, на дно лодки, где они вытянулись в объятиях друг друга, убаюканные до совершенного довольства и неги солнцем, и ветерком, и ласковым лепетом волн.

– Я больше никогда тебя не покину, Луи, – сказал Генри.

Когда путешествие стало клониться к концу, Генри едва сумел встать, чтобы как-то оторваться от возлюбленного.

– Я буду приходить каждую ночь, пока не увижу тебя наяву в Нью-Йорке, – пообещал он.

Гаспар снова радостно разгавкался и кинулся к нему, отчаянно махая хвостом на манер мухобойки и тычась мокрым носом в ладонь. Генри потрепал его лопушистые уши – такие знакомо мягкие! Быстрый язык обслюнявил ему щеку.

– Тебя всякий хочет поцеловать! – расхохотался Луи, и у Генри снова перехватило горло.

Наверное, так чувствует себя Луи, когда ему снится погибший пес.

Гаспар наконец оторвался от него и умчался вперед по тропинке, чертя носом по самой земле. Возле целой стены цветущего вьюнка-ипомеи он сделал стойку, зарычал, залаял на пурпурные бутоны.

– Гаспар! Ко мне, мальчик! Отойди оттуда сейчас же! – резко приказал Леи.

– Что такое? В чем дело? – не понял Генри.

– Не хочу, чтобы он лез в те цветы, – сказал Луи. – Не нравятся они мне.

Генри подумал, уж не шутит ли, чего доброго, Луи, но одного взгляда на его лицо вполне хватило.

– Это же просто цветы.

– Гаспар, ко мне, малыш! – Луи свистнул, и пес бегом примчался к нему.

Луи рухнул на колени и зарылся носом ему в шерсть.

– Хороший мальчик! Хороший!

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – тревожно поинтересовался Генри.

Луи быстро сменил тень на свет.

– Ясен, как белый день! Поцелуй меня разок на удачу, cher . И дважды – на любовь. А трижды – чтобы мы встретились снова.

Генри целовал его, пока не сбился со счета.

А Лин у себя в кровати застонала от боли и усталости. Глаза никак не желали открываться – достаточно долго, чтобы успеть почувствовать, как невыносимо ноют кости. Она сунула руку под подушку и не успела коснуться холодного края Джорджевой медали, как уже провалилась в глубокий сон.

Она стояла в Коламбус-парке. Облака сердито ворочались над головой, предвкушая грозу. Сердце грохотало прямо в ушах, настойчиво, что твой барабан.

Каждый столб, каждое дерево в пределах видимости пестрело одним и тем же объявлением: РАЗЫСКИВАЕТСЯ, РАЗЫСКИВАЕТСЯ…

Джордж Хуань бился во мраке призрачным пульсом. Его бледная кожа вся пошла трещинами, как разбитая и склеенная обратно ваза; багровые пузыри только что не светились на шее. Он поднял истощенную руку: кости проступили под кожей, как на рентгене. Джордж раскинул руки, и картинка заскакала взад и вперед, словно кто-то очень быстро совал карточки в стереоскоп. Вот знакомые дорожки, деревья и павильон в парке, а вот парк уже куда-то провалился, и его место заняли какие-то зловещие домищи, хибары со сгнившими ставнями, грязные улицы, потонувшие в мусоре.

Сон поменялся. Лин была уже в Сити-Холл-парке. Джордж плавал в воздухе над металлической решеткой рядом с питьевым фонтанчиком. Он показал на гряду домов у нее за спиной. Она отвернулась от Джорджа, и он ливнем обрушился сквозь прутья решетки и пропал с глаз. Она ползала по решетке, искала его, а потом та провалилась, и Лин стала падать и падать, все вниз и вниз…

Теперь она очутилась на станции. Вывеска была прежняя: ПНЕВМАТИЧЕСКАЯ ТРАНСПОРТНАЯ КОМПАНИЯ БИЧА – но по стенам уже расползлась черная гниль, тление охватило зал, пожирая красоту сна. Свет дрожал, разбиваясь о бархатистую тьму тоннеля пригоршней петард в китайский Новый год, и в этих кратких вспышках Лин успела разглядеть бледные пятна теней. Глаза… Прожорливые, жадные рты… Острые зубы… Угрожающий, насекомообразный хор становится громче, растет.

Сияние Джорджа стало неверным, словно у рождественской свечки – того и гляди погаснет. Губы задвигались, словно силясь произнести слова – казалось, ему это стоило страшных усилий. C каждой попыткой все больше язв появлялось на теле. Тьма позади него треснула и заклубилась, занялась каким-то уродливым светом; грязная нора вспухла животными воплями, рыками, обрывками слов, поднялась нарастающим валом жутких звуков, закрутилась на конце гребнем чистого уничтожения.

Ноги под Лин затряслись, на все остальное напал паралич. Мгновенная вспышка высветила женщину под вуалью: она шла, а с платья капала кровь. Она шла к ним, наступала со спины, и Лин хотела крикнуть, предупредить Джорджа о том, что таится во тьме, и о женщине, но смогла лишь подавиться сухим ужасом. Джордж Хуань стоял перед ней, а раны на нем множились, ползли по груди, вверх по шее, прожигая кожу местами до кости. Он воевал с болью.

Но прежде чем ползучая, голодная волна накрыла его, Джордж наконец выдохнул слово:

– Лин Чань… про… снись !

Лин открыла глаза у себя в кровати и захлебнулась воздухом. По другую сторону оконного стекла висела зимняя луна, круглая и яркая. Единственный оставшийся звук был ее собственный пульс, глухо грохотавший между висками. Она спасена. C ней все в порядке. Это был просто кошмар.