Джеймс Роллинс - Черный орден

Благодаря сказочному богатству семья создала династию, пережившую Первую и Вторую бурские войны, а также все последующие политические заварушки, которые привели к образованию сегодняшней ЮжноАфриканской Республики. Сейчас Вааленберги – одно из богатейших семейств планеты. Правда, за последние десятилетия их жизнь стала еще более засекреченной, чем раньше, в особенности под управлением ныне живущего патриарха сэра Балдрика.

Вокруг загадочного семейства, укрывшегося от общественного внимания, роились всевозможные зловещие слухи о зверствах, извращениях, наркомании, кровосмешении. Однако Вааленберги продолжали богатеть, захватывали новые позиции на алмазном и нефтяном рынках, в нефтехимической и фармацевтической промышленности и стали крупной транснациональной корпорацией.

Неужели за трагическими и пугающими событиями в Гранитшлоссе действительно стоял могущественный южноафриканский клан?

Вааленберги располагали всеми необходимыми для этого возможностями. Да и татуировка, обнаруженная Пейнтером на руке женщины-призрака, определенно напоминала крест с герба Вааленбергов. А тут еще близнецы Исаак и Ишке. Что привело их в Европу?

Слишком много вопросов требовали немедленного ответа.

Пейнтер перевернул очередную страницу и ткнул ручкой в герб Вааленбергов.

Что-то связанное с символом вертелось у него в голове…

Вместе с историей рода Вааленбергов Логан прислал информацию об их гербе. Солярные, то есть связанные с солнцем, символы часто изображались на кельтских щитах. Один из них и получил название «узел щита».

Рука Пейнтера замерла над бумагами.

Узел щита.

Пейнтер вновь услышал слова умирающего Клауса, его проклятие, наложенное на Анну и Гюнтера: «Вы все умрете, как только затянется узел!»

Тогда Пейнтер решил, будто Клаус предрекает, что смерть принесет петля клятвы, которая связывала обитателей Гранитшлосса. А если он говорил о символе «узел щита»?

Когда узел затянется…

Пейнтер перевернул листок и принялся рисовать, задумчиво поглядывая на узел Вааленбергов. Он попробовал на бумаге «затянуть» узел плотнее, как если бы у него под рукой были шнурки на ботинках.

– Что ты делаешь?

Возле Пейнтера возникла Лиза.

От неожиданности его рука дрогнула, и ручка черкнула по бумаге, почти порвав листок.

– Боже всемогущий! Женщина, не подбирайся ко мне так беззвучно!

Зевнув, Лиза присела на подлокотник кресла и похлопала Пейнтера по плечу.

– Какой ты нервный! – Девушка наклонилась вперед, не убирая руку с плеча. – Что рисуешь?

Пейнтер неожиданно остро осознал близость ее правой груди к его щеке. Он нервно откашлялся и начал пояснять:

– Благодаря символу мы опознали убийцу. Один мой оперативник видел такой же рисунок у пары Sonnenkцnige в Европе, у внуков-близнецов сэра Балдрика Вааленберга. Это может оказаться важной уликой, которую мы упустили.

– Или старый негодник просто любит клеймить свое потомство, словно его дети и внуки – крупный рогатый скот, который сам Балдрик и выводит.

Пейнтер кивнул.

– Есть еще кое-что. Помнишь, Клаус сказал про узел, который затянется? Похоже на загадку.

Пейнтер закончил набросок и положил рядом с оригиналом.

Сравнив изображения, Пейнтер внезапно осознал их скрытый смысл. Дыхание перехватило.

– Что там?

Лиза наклонилась еще ниже. Пейнтер указал ручкой на второй рисунок:

– Неудивительно, что Клаус переметнулся на их сторону. Может, из-за этого и Вааленберги стали такими скрытными в последние годы.

– Не понимаю.

– Мы имеем дело не с новым врагом, а с тем же самым.

Пейнтер обвел центр символа, выявив скрытое значение.

– Свастика! – ахнула Лиза.

Пейнтер перевел взгляд на спящего гиганта и вздохнул:

– И здесь нацисты.

6 часов 04 минуты

Южная Африка

Оранжерея, как видно, была такой же старой, как и дом. Ее стекла сверкали под жаркими лучами африканского солнца, словно плавились от тепла, а черные металлические рамы напомнили паучью сеть. Снаружи, из сумрака джунглей, ничего рассмотреть не удалось, потому что изнутри запотевшие окна покрывали капельки конденсата.

Грея поразила высокая влажность воздуха: наверное, не меньше ста процентов. Тонкий хлопковый костюм прилип к телу.

Такие условия в оранжерее поддерживали отнюдь не для комфорта людей – помещение заполняли тысячи зеленых растений. Они взбирались изумрудными плетями на верхние ярусы, свисали вниз из корзин, подвешенных к потолку с помощью черных цепей. Густой воздух пропитали ароматы сотен цветов. Посередине, в маленьком фонтане, среди бамбука и декоративных камней тихонько журчала вода.

«Симпатичный сад, но зачем нужна теплица, если ты и так уже живешь в Африке?» – подумал Грей.

В тот же миг он узнал ответ.

На втором ярусе стоял седовласый джентльмен с маленькими ножницами в одной руке и пинцетом в другой. С видом опытного хирурга он склонился над деревцем бонсай и ловко отсек у миниатюрной цветущей сливы крошечную веточку, после чего с довольной улыбкой выпрямился.

Стволик скрюченного деревца, очень древнего на вид, крепко стягивала медная проволока. Множество цветков покрывали его крону.

– Этой сливе двести двадцать два года, – с сильным акцентом произнес старик, любуясь работой. – Когда в тысяча девятьсот сорок первом году мне преподнес ее император Хирохито, она уже была старушкой.

Поверх темно-синего костюма с красным галстуком на нем был надет белый передник. Старик протянул руку беловолосому молодому человеку:

– Исаак, иди сюда.

Тот немедленно помог ему спуститься со второго яруса, за что удостоился ласкового похлопывания по плечу. Старик снял передник, взял черную трость и тяжело оперся на нее. Грею бросился в глаза выпуклый герб, венчающий верхушку серебряного набалдашника: филигранная буква W, завершенная уже знакомым клеверным листком, таким же как на татуировках Ишке и Исаака.

– Я сэр Балдрик Вааленберг, – спокойно произнес старик, изучая Грея и Монка. – Прошу проследовать за мной в салон, нам нужно о многом поговорить.

Постукивая тростью, он направился к задней стене оранжереи.

Старику было, наверное, под девяносто; впрочем, если не считать трости, он обнаруживал не слишком много признаков старческого бессилия. Модно подстриженные, густые седые волосы, расчесанные на прямой пробор, почти доходили ему до плеч. С шеи свисали очки на серебряной цепочке, одно из стекол которых заменяло приспособление, напоминавшее лупу ювелира.