Сергей Бурый - Млн знаков под потолком (СИ)

Снова этот треск. Опять? Звук не самый приятный. И как эта плита перемещается? Это вообще возможно? Значит, потолок опустился еще на пять сантиметров, правильно? И сколько он теперь? Какая высота? Встал, головой пока не бьюсь.

– Мне не страшно.

Зачем-то сказал. Обычно так говорят, когда страшно.

Думай. Что там было в записке? Где она? Вот. 2 метра 45 сантиметров. Хорошо, после этого потолок опустился еще дважды. Получается, сейчас высота 2 метра 35 сантиметров. Я не баскетболист, так что нормально.

Выпускать меня они не собираются, но делать то, что они хотят, тоже нельзя. Это же полный бред, ну какой миллион знаков? Они хоть понимают, сколько это?

– Толстой столько не писал, а я не Толстой.

Или писал? В «Войне и мир» явно больше миллиона знаков. Может, миллионов пять. Но это же «Война и мир». Я-то здесь при чем? Я не писатель, а всего лишь журналист.

Думай, думай. Надо понять, кто меня похитил, если это все-таки похищение. Где я был? Так, надо вспомнить, где был… Что последнее я помню? Какой был день недели? Нет, это слишком сложно, день недели не помню. Число? Нет. Был рабочий день. Да, точно, рабочий день, потому что я поехал в редакцию и зашел к Кудрявцеву. Рассказывал ему, что есть идея поехать в Финляндию на какой-то фестиваль Red Bull. Можно завязать партнерские отношения. На самом деле я просто хотел съездить в Хельсинки за чужой счет, но Кудрявцеву внушал, как это полезно. Он сказал, что подумает и выпроводил меня из кабинета.

Дальше, что было дальше? Дальше я делал вид, что работаю. На самом деле в тот день я ничего не писал, да я вообще редко что-то писал, поскольку тексты о спорте в «Вечерке» были нежелательным элементом. Кудрявцев ненавидел спорт, а я ненавидел Кудрявцева с того момента, как он выключил редакционный телевизор, когда я смотрел финал чемпионата мира по хоккею. Наши играли с канадцами, а этот придурок… Ладно, проехали.

Я ушел раньше. Вспомнил! Думал о том, что надо заглянуть к отцу. Я всегда заходил к нему в день рождения. Сколько ему уже? Не помню, наверное, 65. Исполнилось уже или нет? Был день рождения?

– Какой сегодня день? Дата?

Это важно. Никогда не забуду, что однажды сказал отец. Года три назад, наверное.

– Это очень важно. Какой день?

Никто не отвечал.

– Вы не понимаете, это очень важно. Очень! Дату! Сколько я здесь на самом деле?

Что был за день тогда? Вторник, среда? Не помню. А число? Тоже не помню.

– Это вопрос жизни и смерти. Выпустите!

Снова занервничал и начал долбиться в дверь.

– Да пустите же!

Обмяк и оказался на полу. В глазах слезы. За что мне это? Что за нелепая игра?

– Хорошо, плевать. Я буду писать. Только скажите, какая сегодня дата.

Сказал тихо. Никто не ответил. На часах было 42 минуты 16 секунд.

Кажется, в тот день я не дошел до дома. Тогда меня и похитили. Только где? Точно помню, что зашел в овощную лавку и купил грецких орехов. Что было потом, не знаю.

5

Будем считать, меня похитили. Что делать? Как не хочется выполнять их условия. Что за бред? Они всерьез хотят, чтобы я написал миллион знаков? Но о чем?

Еще раз посмотрел в записку. Первая тема – «Вселенная». Улыбнулся.

– Какая еще Вселенная?

Не хочу я выполнять их условия. Не хочу и все. Если начну делать это, они меня не отпустят.

А в ином случае они меня, конечно, отпустят, как же. Тупик какой-то, как поступать в таких ситуациях, меня не учили. А кого учили? Да никого. Вспомни еще уроки ОБЖ в школе. Смешно. Только улыбаться уже не хочется.

– Ладно, давайте так: я начну писать, только дайте мне сходить в туалет.

Хочется очень.

– Или вы мне тут горшок поставили?

Пошутил, заставил себя улыбнуться. Осмотрел комнату, туалета нет, горшка тоже.

– Я же говорю, напишу я про вашу Вселенную, хорошо, вы победили. Только в туалет дайте сходить нормально.

Молчание. Никакой обратной связи, это очень раздражает. Абсолютная неопределенность.

– Вы понимаете, что я не могу писать текст в таких условиях?

Опять занервничал, повысил голос.

– Вы меня похитили, я не знаю, где я, какой сейчас день и вообще ничего не знаю. Я хочу в туалет, понимаете?

Закричал.

– Да откройте же! Выполню я вашу условия, понятно? Мне что, прямо здесь в туалет ходить?

Опять стал долбиться в дверь.

– Хотите, да? Хорошо, вот вам, пожалуйста.

Достал то, чем был снаряжен для жизни, руки дрожали, трясло, нервы.

– Вот вам, пожалуйста, вот вам текст, все миллион знаков прямо на дверь.

Обильно на дверь.

– Довольны? Я спрашиваю, довольны?

Не поднимая штанов, опять долбился в дверь. Стоял в луже, кажется, плакал.

– Выпустите, слышите. Выпустите.

Тихо повторял «выпустите» много раз. После от изнеможения скатился по двери прямо в лужу.

В этом момент я осознал, что это не игра. Меня действительно похитили и, судя по всему, мне отсюда не выбраться. Не знаю, какие у них цели на самом деле, чего они хотят. Скорее всего, просто убьют меня. Зачем им мои тексты? Это просто смешно.

– Хорошо, я же сказал, что напишу про Вселенную.

Сказал это скорее для себя. Но зачем идти у них на поводу? Ты об этом подумал? Что тебе дадут эти тексты? Оттянут твою смерть? Или что?

Нет, они не будут убивать меня. Хотят, чтобы меня раздавил этот потолок, так? И если я буду выполнять их условия, он меня не раздавит. Но что дальше?

– Если я все-таки напишу миллион знаков, вы меня отпустите, да?

Они не ответят. Где эта записка, черт, прямо в луже. За что мне это, а?

Громко закричал, повторяя про себя «за что, за что, за что».

– Да за что мне это, а?

Встать! Соберись! Поднялся, еще раз перечитал записку. «Дверь откроется, когда вы напишете миллион знаков высококачественного текста». Значит, это их условие.

– И вы правда откроете дверь?

Ответа нет и не будет, смирись с этим. У меня нет другого выбора. Надо писать тексты, иначе не выбраться. Не знаю, откроют или нет, но какая разница? Мне остается только два варианта – или похоронить себя здесь, утонув в собственной продукции, или согласиться играть по их правилам и надеяться, что они выполнят то, что обещают. Напишу, и дверь откроется.

– Хорошо, я согласен, слышите. Согласен.

6

Нет даже стула. Как писать?

– Мне на корточках, что ли, сидеть?

Стул бы хоть дали, им жалко, что ли? Ладно, я и на корточках могу, да и печатную машинку можно на пол поставить, если что. Хорошо, вот стол, вот машинка, вот листы бумаги. Как печатать-то? Помню, когда был молодой, только начинал карьеру, несколько раз писал от руки и приносил машинисткам. Но это когда было? Приходил в редакцию лет в шестнадцать, у меня там дядя работал, давал задания, принес пару статей, написанных от руки. Дядя познакомил меня с машинистками. Помню только, что в их комнате было сильно накурено. Но даже в ту бедную редакцию в том же году завезли компьютеры, потому что без них работать было уже невозможно. К тому же, содержать машинисток дороже, чем один раз закупить компьютеры и пользоваться ими много лет. Это была не «Вечерка», а другая газета, районная, там эти компьютеры потом стояли много лет. Как-то пришел навестить дядю и увидел пузатые древние мониторы, хотя во всех нормальных редакциях уже стояли тоненькие экраны.