Роберт Маккаммон - Пятерка

Ариэль встала на колени лицом к двери. Попыталась крикнуть изо всех сил — получился задушенный стон, и тут он навалился на нее сверху, обхватив локтем горло, уткнувшись лицом в ее волосы. Он прерывисто дышал ей в ухо, и давление руки на горло нарастало.

В голове Ариэль стало расти давление, глаза выталкивались из орбит. Локоть готов был раздавить гортань.

Ручка двери стукнула еще раз, туда-сюда.

И Берк ушла.

В коридоре, отойдя от двери, она была готова идти искать Джона. Ариэль, наверное, стало плохо, и что же теперь делать?

Но тут она увидела штатив видеокамеры, прислоненный к стене рядом с дверью. Довольно грустное зрелище: одна нога замотана липкой лентой. На полу рядом с треножником черный футляр камеры. Берк его расстегнула — камера на месте. Хорошая камера, на боку написано про десять и шесть десятых мегапикселей. Кто мог оставить такое валяться на полу? С экспонометром, с аккумуляторами, сменными объективами, фильтрами, приспособлениями — прямо кради не хочу.

Она знала, что техники на эту штуку молятся и всюду ее используют, но за каким хреном с собой таскать четыре рулона?

За дверью туалета, за запертой дверью, он душил Ариэль насмерть.

Она пыталась сопротивляться. Выворачиваться, выгибать спину, стряхнуть его, бить назад затылком. Но он делал что хотел, дышал ей в ухо, убивая ее, а свободной рукой себя обрабатывал быстро-быстро-быстро и стал издавать звуки, которые издают мужчины, принимая обладание за любовь, а порнографию за секс, высокое пронзительное мычание и объявление на весь мир: «Ага, ага, сейчас, сейчас кончу, ох как сейчас…»

Дверь сорвало с петель.

Плечом вперед влетела Берк.

Ворвавшийся свет упал на выпученные глаза диджея «Поговорим». С губ капала слюна, торчали шипы волос, скрепленные лаком. Одет он был в темно-коричневую рубаху с капюшоном, она сбилась на торсе, а капюшон был спущен на плечи. Кольца он сегодня оставил дома, потому что решил одеться попроще.

Берк увидела рот Ариэль, замотанный липкой лентой, увидела ужас в ее глазах, локоть этого типа, душивший ей горло. Кровь, текущую из обеих ноздрей Ариэль, испоганившую ее красивую голубую блузку с пышными рукавами, которую сама Берк не надела бы ни за что.

Берк подумала, что его надо будет убить. И была готова.

Он затрясся, пришел в себя, понял, что происходит, и отпустил Ариэль. Оттолкнув ее в сторону, он прыгнул вперед — тощей пантерой, рвущейся на свободу. Штаны у него были расстегнуты. Берк не успела решить, звать ли на помощь, как диджей «Поговорим» налетел на нее, занося кулак для удара, но Берк увидела его приближение и одной рукой поставила блок, а другой нанесла прямой в этот дурацкий нос картошкой.

Вложив в него все, что в ней было, — а было до хрена.

Кровь хлынула, будто трубу сорвало, но его это не остановило. Он яростно и отчаянно продолжал нападать, хватая Берк за волосы, пытаясь выцарапать глаза.

«Как девчонка дерется», — подумала Берк, с силой ударяя коленом в пах.

Может, ему и было больно, и он пронзительно взвизгнул, но его гнали взвинченные адреналином нервы, и раздавленные всмятку яйца его не остановили. Лицо у него стало бледным как смерть, но он рвался наружу. Продрался мимо Берк, вылетел в дверь, сбросил куртку, потому что Берк успела вцепиться в капюшон, и в болтающейся белой футболке, заляпанной сегодняшним ужином в «Хангри мэн», захромал налево, но там оказались люди, прошедшие за кулисы по пропускам от «Twenty Million Miles to Earth», они стояли на дороге и таращились на него, а Берк вслед кричала:

— Держите его, держите!

И диджей «Поговорим» свернул направо, попытался проскочить мимо тележки, которая чуть его не опрокинула и как следует тяпнула за ногу. Пролетел мимо еще двоих рабочих сцены, ища себе дорогу, и тут вдруг из двери впереди вышел этот хмырь из Детройта.

— Джон, держи его! — крикнула Берк, вцепившаяся в пустую темно-коричневую куртку.

Что Детройт всегда бьет Филли — утверждение слишком общее. Может, не всегда оно так.

Но сейчас вполне оправдалось.

Кочевник успел нанести три прямых, пока диджей понял, что его лупят. Это не были обычные тычки, как в драке в баре или на парковке. В них был некоторый подтекст, определенная сила, и они очень ясно объяснили диджею, что он на верном пути в больницу. Еще тройка ударов — раз-раз-раз! — и диджей лишился речи и передних зубов.

Кочевник еще раз ударил в горло — не так сильно, как когда-то Квинса Мэсси перед «Олив-гарден», но так, чтобы запомнилось.

Диджей рухнул на колени. Лицо у него было не столько лицом, сколько хорошим образцом абстрактной живописи. Кочевник стоял и смотрел сверху на этот «Этюд в багровых тонах с носом на лбу». Из дверей выглянул Терри, вытаращив глаза за очками, и решил оставаться там, где был, — от греха подальше.

Секунда оцепенения — как всегда бывает после внезапной драки или катастрофы.

— Джон, Терри, помогите! — крикнула Берк, и от дрожи в ее голосе у Кочевника сжалось сердце.

Он посмотрел в коридор. Берк поддерживала кого-то, не узнать кого. Они медленно шли к нему, с трудом, и вокруг толпились рабочие сцены и посетители с пропусками за кулисы от «Twenty Million Miles to Earth», пытаясь помочь.

Кочевник увидел рот, замотанный липкой лентой, та же лента вокруг головы схватила спутанные волосы. Увидел, что она растирает запястья и с одного тоже свисает длинный кусок ленты. Увидел, что голубая блузка с пышными рукавами загублена. Ее любимая. Ариэль, заметив его взгляд, опустила голову, будто стыдясь, что ее видят в таком состоянии.

— Боже мой! — крикнул Терри, бросаясь вперед на помощь Ариэль.

Кто-то щелкнул вспышкой.

Кочевник этому фотографу выдрал бы глаза и засунул бы ему же в задницу для инспекции, но делать этого не пришлось. Один из рабочих сцены метнулся вперед и схватил камеру. Последовал протест, и двое внезапно появившихся ребят из персонала клуба быстренько убрали этот мусор.

Кочевник снова посмотрел на Ариэль — Берк ее поддерживала, а Терри отлеплял ленту ото рта и волос. Окружающие ошеломленно молчали. Когда ленту сняли, Ариэль шагнула вперед, потом согнулась пополам, и ее вырвало на пол.

— Ничего, ничего, — повторяла Берк, поглаживая ее по спине.

Ариэль пришлось прислониться к стене, и кто-то дал ей полотенце — прижать к окровавленному лицу.

За дверью, ведущей на сцену, публика начала скандировать, вызывая «The Five».

Кочевник смотрел сверху на диджея «Поговорим».

И в нем закипал гнев, пузырился в жилах, как кровь жизни. Может, для Кочевника он ею и был.

Надо с этим покончить прямо сейчас.

Он замахнулся ногой, готовясь вышибить мозги.

Юнец задрал подбородок. И плачущее, окровавленное лицо. Кровавые слезы обтекали углы искривленного рта. Глаза ничего не видели, глядя куда-то далеко-далеко за спину этого типа из Детройта.