Хассо Грабнер - Грань тьмы

В почте, доставленной на «Возмездие», оказались и сюрпризы, и разочарования, и исполнение желаний. Не оказалось только письма от Элизабет, которого с таким нетерпением ожидал Шэдде. Охватившее его глубокое разочарование вскоре сменилось, однако, надеждой: ему показалось, что отсутствие письма может означать лишь одно — Элизабет еще ничего окончательно не решила. Мысль об этом вселила в него оптимизм. Может, его письмо из Осло заставило ее заново все обдумать и, возможно, перерешить?

Но одно письмо на имя Шэдде все же оказалось в почте — правда, его-то он и не ждал. Командующий подводными силами писал ему:

«Дорогой Шэдде!

Вы, конечно, уже получили уведомление адмиралтейства о том, что назначаетесь ко мне в штаб. В настоящее время возникла настоятельная необходимость в Вашем постоянном пребывании в Портсмуте, где Ваши глубокие познания в области атомных подводных лодок-ракетоносцев окажутся исключительно ценными. Я намеревался перевести Вас на береговую службу несколько позже, в сентябре, однако последние события заставили меня ускорить дело.

Стрэйкер в течение месяца плавал на «Детерренте», где он сменил Питера Бэкера, и сможет принять от Вас «Возмездие» в течение сорока восьми часов после Вашего возвращения в Портсмут.

В ожидании Вашего скорого прибытия в мой штаб, где Вы принесете исключительную пользу, остаюсь искренне Ваш

Для Баддингтона в почте оказался большой пакет с печатью отдела кораблестроения адмиралтейства и с ярлыком, уведомлявшим, что в пакете находятся «планы». В действительности же это было письмо из морского разведывательного управления с материалами, которые Баддингтон просил выслать в своей шифровке, отправленной после выхода лодки из Стокгольма. Среди присланных материалов была, в частности, справка о том, как проводили свои отпуска на берегу некоторые члены экипажа, и кое-какая информация лично о них.

Кайль получил письмо от матери. Изложив на целой странице всякие мелочи о родных и знакомых, она сообщала далее, что потратила часть своих сбережений на покупку новой шляпы и кое-каких «тряпок» для поездки с сыном в Лондон. Если до письма матери Эрни Кайль чувствовал себя подавленным, то теперь он буквально выходил из себя от ярости при мысли, что рушатся его планы. Во всем мире существовал только один человек, который для него что-то значил, — его мать.

Главстаршине Шепарду вручили письмо от Доры и Уин. Уин была его невесткой, женой сводного брата жены Артура Хиндла, а Дора — женой.

Семьи Шепардов и Хиндлов жили по соседству во Фрэттоне и постоянно общались между собой. Однако Дора Шепард не только не доверяла Уин Хиндл, но и вообще терпеть ее не могла. Слишком уж заносчива была и самоуверенна невесточка! Вечно кичилась своей осведомленностью о том, что происходит на белом свете, и поучала, как надо лечить этот белый свет, чванилась своей религиозностью и попрекала Дору тем, что та редко ходит в церковь. Но Уин не имела детей, а у Доры было двое, да к тому же маленьких, так что бросать их и бегать по церквам она никак не могла.

Дора считала, что Уин так много думает о себе еще и потому, что образованна и работает учительницей в местной муниципальной школе. Она держала под каблуком своего муженька — кладовщика маленького оптового склада в Портсмуте. И все же больше всего Дора не любила Уин за ее дружбу с Томом Шепардом — дружбу, как она считала, возникшую на общности религиозных убеждений. Том же регулярно посещал церковь. Дора всегда переживала, когда Уин с мужем и Томом отправлялись в церковь, а она оставалась дома нянчить детишек. По правде сказать, она ревновала Тома к Уин, и не только ревновала, но и побаивалась за будущее семьи. За двенадцать лет совместной жизни с Томом она хорошо его изучила, знала, что человек он неплохой, но непрактичный, легко поддающийся постороннему влиянию. А вот Уин — ничего не скажешь — бог наградил твердым, властным характером, и Дора видела, что под ее воздействием Том все больше становится настоящим религиозным фанатиком, все больше меняется, и далеко не к лучшему. Он уже не проявлял интереса ни к ней, его жене, ни к детям. Дора прекрасно понимала, что Уин не только моложе ее, но и гораздо интереснее как женщина, тем более что из-за бездетности ей удалось сохранить хорошую фигуру, чего не скажешь о Доре.

Том Шепард действительно был без ума от Уин. Он восхищался ее образованностью, ее развитостью и охотно признавался, что она обладает куда более широким кругозором, чем он сам. Ему нравилась ее осведомленность в международных делах. В отличие от Доры, у которой только и разговоров, что про детей да про всякие домашние заботы, с Уин можно было беседовать о куда более интересных вещах. С особым уважением Том относился к религиозным убеждениям Уин, к тому, как умно и понятно она толковала Библию применительно ко всему земному, повседневному, практическому, как наставляла его нести слово божье своим братьям — людям, вместо того чтобы заниматься суесловием.

Вот и сейчас, прочитав письмо Уин, Том с удовольствием думал о предстоящей встрече. О многом ему хотелось рассказать ей…

Шэдде не любил приемы и рауты, но не пойти на прием, устроенный английским посольством в связи с заходом «Возмездия» в Копенгаген, он, разумеется, не мог. Прием начался страшно скучно, гости собирались медленно, и Шэдде просто возненавидел и организаторов приема, и всех присутствующих. А тут он случайно подслушал, как Дуайт Галлахер рассказывал группе датчан об истории у Корсера. Всего разговора он не слышал, но вполне достаточно оказалось и одной фразы: «…Ну и сдрейфил же наш командир, услышав это тиканье!..» Тут Галлахер загоготал и оскалил зубы, словно изрек нечто невероятно смешное. Конечно, засмеялись и датчане. Шэдде готов был убить американца, но взял себя в руки и дал себе слово сообщить Джорджу Стрэйкеру, что представляет собою этот наглый янки. Кстати, почему Галлахер на всех приемах постоянно выпячивается на первый план? Неужели он не понимает, что это по меньшей мере бестактно, ибо приемы устраиваются в честь королевского флота Великобритании, а не в честь военно-морских сил США?

Стоя в обществе британского посла, датского адмирала и англиканского священника, Шэдде почти не принимал участия в беседе, лишь внимательно наблюдал за происходящим. Вскоре он заметил Килли — с хорошенькой девушкой, конечно, тот направлялся к окружавшей Галлахера группе. В дальнем конце зала, около стола с напитками, стояли с бокалами в руках Саймингтон и О’Ши. Интересно, над чем они так дружно хохотали? Корсер?..

Несколько в стороне, в другой шумной группе, Шэдде заметил Бэгнелла, Аллистэра и Масгрова. Они тоже смеялись. Именно из-за такой вот пустой болтовни и глупого смеха Шэдде ненавидел подобные приемы. Над чем тут смеяться, о чем болтать? Он поискал глазами своего первого помощника и увидел, как тот только что откуда-то появился в сопровождении жены посла. Можно не сомневаться, подумал Шэдде, что он закатывал глаза перед какой-нибудь чепуховой картиной, выбирая удобный момент, чтобы упомянуть о королевской семье и о том, что он служил на королевской яхте «Британия»… В этом Шэдде не ошибался. По окончании приема жена посла, беседуя с мужем, так отзовется о Каване: «Ты знаешь, первый помощник, Бенджамен Каван, ну просто очарователен! Он хорошо знает и королеву, и Маргариту, и Филиппа, и детей. Этот милый офицер служил на «Британии».