Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

Оскар схватил свой мобильник.

– Дайте мне Болтона. Сейчас.

Энджи ударилась бедром о стол.

– Черт...

– Девин, – сказал я, – этот маляр...

– Лайл Диммик, – сказал он. – Мы его проверили.

– Это был не Лайл, – сказал я.

Когда Болтон взял трубку, в разговор вступил Оскар.

– Болтон, – сказал он. – Высылайте своих людей. Аруйо здесь, в этом районе, переодетый в маляра. Он только что ушел.

– Куда направился?

– Не знаю. Высылайте своих людей.

– Выезжаем.

Перепрыгивая через три ступеньки, мы с Энджи спрыгнули на крыльцо, выходящее на задний двор. Пистолеты были на взводе. Аруйо мог уйти в трех направлениях. Если он ушел на запад "огородами", он все еще в пути, потому что на протяжении четырех кварталов на этой стороне нет поперечной улицы. Если он пошел на север в сторону школы, он попадет в руки ФБР. Таким образом, остается южное направление – следующий квартал, позади моего, или восточное, в сторону Дорчестер-авеню.

Я выбрал юг, Энджи отправилась на север.

И никто из нас не нашел его.

Ни Девин, ни Оскар.

Не повезло и людям из ФБР.

В девять вечера над нашей округой появился вертолет, были задействованы также собаки, агенты прочесывали дома. Мои соседи имели на меня зуб по поводу прошлогодних событий, когда я чуть не устроил бандитскую разборку у порога дома; могу только представить, какие древние кельтские проклятия посылали они на мою голову в этот вечер.

Эвандро Аруйо перехитрил систему наблюдения, прикинувшись Лайлом Диммиком. Любой сосед, выглянув из окна и увидев лестницу, приставленную к окнам моей квартиры на третьем этаже, решил бы, что Эд Доннеган стал теперь владельцем и нашего дома и нанял Лайла покрасить его.

Значит, чертов маньяк все-таки побывал в моей квартире.

Глаза, предположительно, принадлежали Питеру Стимовичу, который был найден без оных, о чем обмолвился Болтон.

– Спасибо, что сообщили, – сказал я.

– Кензи, – сказал Болтон со своим постоянным вздохом, – мне платят не за то, чтобы я держал вас в курсе всего. Мне платят, чтобы я привлекал вас в это дело по мере надобности.

Под глазами, которые федеральные медэксперты осторожно сняли с буфета и уложили в специальные пластиковые пакеты, лежал белый конверт с запиской и большая стопка полицейских листовок. В записке была фраза: "приятновидетьтебяснова", напечатанная на той же машинке, что и раньше.

Болтон взял конверт раньше, чем я успел вскрыть его, затем сравнил записку с двумя предыдущими, полученными за последний месяц.

– Почему вы не обращались к нам с ними?

– Я не знал, что они от него.

Болтон отдал их на экспертизу.

– Отпечатки Кензи и Дженнаро у агента Эрдхема. Снимите также следы шин.

– Зачем ты собираешь листовки? – спросил Девин.

Действительно, у меня скопилось свыше тысячи этих листков, разделенных на две равные порции, каждая связана резинкой. Одни пожелтели от времени, другие сморщились, некоторые были всего десятидневной давности. У каждой в левом углу была фотография пропавшего ребенка, под ней краткая биография. И все объединял один вопрос: "Вы меня не видели?"

Нет, к сожалению, не видел. На протяжении многих лет, думаю, я получал сотни подобных посланий по почте и всегда внимательно вглядывался в эти лица прежде, чем выбросить в мусорное ведро, но за все годы я ни разу не встретил знакомое лицо. Получая их примерно раз в неделю, забывать не составляло труда, но сейчас, перебирая их руками в туго натянутых резиновых перчатках, я ощущал, как мои ладони покрываются потом, это было невыносимо.

Их были тысячи. Пропавшие. Целая страна. Сюрреалистическая свалка несостоявшихся жизней. Полагаю, многие из них погибли. Другие были найдены, и всегда почти в безнадежном состоянии. Остальные были брошены на произвол судьбы и плыли по течению жизни подобно бродячему цирку, пробираясь сквозь центры городов, засыпая на камнях, решетках и дырявых матрацах, со впалыми щеками, желтоватой кожей, пустыми глазами, завшивленные.

– Это то же самое, что бамперные наклейки.

– Как это понимать? – спросил Оскар.

– Он хочет, чтобы Кензи разделил с ним его супермодную страсть. По его мнению, мир распался на части и не может быть воссоединен, тысячи глоток орут на все голоса сплошную бессмыслицу, и ни один не в состоянии переубедить другого. Мы постоянно действуем наперекор друг другу, а целостного, объединяющего мировоззрения у нас не существует. Зная, что дети исчезают практически каждый день, мы спокойно говорим: "Это ужасно. Передай мне соль". – Болтон взглянул на меня. – Правильно говорю?

– Возможно.

Энджи покачала головой.

– Нет. Все это бред.

– Прошу прощения?

– Ерунда, – сказала она. – Может, отчасти и так, но не в этом смысл его послания. Агент Болтон, вы допускали, что, возможно, у нас двое убийц, а не один малютка Эвандро Аруйо, так?

Он кивнул.

– Этот второй выжидал или, черт возьми, созревал целых два десятка лет. Это пока предварительная версия, верно?

– Да.

Энджи кивнула. Она зажгла сигарету и выставила ее напоказ.

– Несколько раз пыталась бросить курить. Знаете, сколько усилий для этого нужно?

– А знаете, какое удовольствие я бы сейчас получал, если бы вам это удалось? – сказал Болтон, уворачиваясь от облака дыма, заполняющего кухню.

– Подумаешь. – Энджи пожала плечами. – Моя точка зрения такова: мы все тяготеем к выбору. Это единственный путь к собственной душе. Иными словами, наша суть. Без чего, например, вы не могли бы жить?

– Я? – спросил Болтон.

– Вы.

Он улыбнулся и, слегка растерявшись, посмотрел в сторону.

– Без книг.

– Книг? – засмеялся Оскар.

Он повернулся к нему.

– Что в этом смешного?

– Ничего, ничего. Продолжайте, агент Болтон. Вы тут главный.

– Какие это книги? – спросила Энджи.

– Великие, – немного заикаясь сказал Болтон. – Толстой, Достоевский, Джойс, Шекспир, Флобер.

– А если они будут запрещены законом? – спросила Энджи.

– Значит, я его нарушу, – ответил Болтон.

– Да вы революционер! – сказал Девин. – Я потрясен.

– Неужели? – Болтон пристально посмотрел на него.

– А что у вас, Оскар?

– Еда, – сказал Оскар и похлопал себя по животу. – Не здоровая пища, а настоящая, вкусная, пусть даже опасная для сердца еда. Бифштексы, ребрышки, яйца, жареные цыплята под соусом.

– Ну, даешь! – сказал Девин.

– Черт, – воскликнул Оскар. – Только заговорил и сразу проголодался.

– Девин?

– Сигареты, – сказал он. – Может, еще выпивка.

– Патрик?

– Секс.

– Ты что, девка, Кензи? – сказал Оскар.

– Хорошо, – заключила Энджи. – Это то, что делает нашу жизнь более сносной. Сигареты, книги, пища, вновь сигареты, выпивка и секс. Таково наше естество. – Она похлопала по стопке листовок.