Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

– Как у большинства ребят.

– Но когда они вырастают, их не требуют к себе серийные убийцы.

Подняв руку, я кивнул.

– У меня был вихор, агент Болтон. Обычно он был чуть заметен, и то когда я порядком потел.

– Почему?

– Думаю, потому что я был тщеславен. Я мазал волосы всякой дрянью, чтобы они выглядели прилизанными.

Болтон кивнул.

– Он знал вас.

– Не знаю, что вам ответить, агент Болтон. Я никогда раньше его не встречал.

Он снова кивнул.

– Расскажите мне о своем отце. Вы понимаете, что я уже направил людей разузнать о нем.

– Вполне допускаю.

– Кем он был?

– Подонком, который любил причинять боль, Болтон. Я не хочу о нем говорить.

– Прошу прощения, – сказал он, – но ваши личные ощущения в данный момент ничего не значат для меня. Я пытаюсь покончить с Аруйо и прекратить кровопролитие...

– И использовать это дело для стремительного повышения.

Он поднял бровь и энергично кивнул.

– Совершенно верно. Не сомневайтесь. Я не знаю никого из этих жертв, мистер Кензи, и если говорить абстрактно, я не хочу, чтобы люди умирали. Вообще. Но, говоря конкретно, у меня нет никаких чувств к погибшим. И кстати, мне платят не за это. Мне платят за то, чтобы я прижимал к ногтю людей вроде Аруйо, этим я и занимаюсь. И если по ходу дела я еще и делаю карьеру, разве это не идеальный вариант? – Его маленькие глазки широко раскрылись. – А теперь расскажите о своем отце.

– Большую часть своей жизни он прослужил в Бостонском пожарном управлении в чине лейтенанта. Позднее он ударился в региональную политику, стал городским советником. Вскоре заболел раком легких и умер.

– Вы, видно, не очень ладили.

– Именно так. Он был какой-то чумной. Все, кто знал его близко, боялись его, большинство ненавидело. У него не было друзей.

– Однако вы, кажется, его противоположность.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вас все любят. Вы очень нравитесь сержантам Амронклику и Ли, Лиф предпочитает симпатизировать вам на расстоянии, и вообще, судя по тому, что я слышал о вас с тех пор, как взялся за это дело, вы умеете налаживать крепкие связи с людьми самых противоположных взглядов и общественного положения, как, например, обозреватель либеральной газеты и психопат, торговец оружием. У вашего отца не было друзей, зато у вас их с избытком. Ваш отец был жесток, однако за вами неконтролируемых склонностей не замечено.

Да, сказал бы ты это Мариону Сосия, подумал я.

– И вот что мне пришло на ум, мистер Кензи: ведь если Алек Хардимен заставил Джейсона Уоррена платить за грехи его матери, то, вполне возможно, он выбрал вас, чтобы вы заплатили за грехи своего отца.

– Все хорошо, агент Болтон. Но Дайандра непосредственно повлияла на его приговор. Однако между моим отцом и Хардименом никакой связи нет.

– Точнее, она пока не обнаружена. – Он откинулся на спинку кресла. – Взгляните на это моими глазами. Все началось с того, что Кара Райдер, актриса, вошла в контакт с Дайандрой Уоррен, используя псевдоним Мойра Кензи. Это не было простой ошибкой. Это было послание. Можно вполне допустить, что вынудил ее к этому шагу Аруйо. Она намекает на Кевина Херлихи при соучастии Джека Рауза. Вы вступаете в контакт с Джерри Глинном, который в свое время работал с отцом Алека Хардимена. Он, в свою очередь, указывает на самого Хардимена, который совершил убийство Чарльза Рагглстоуна в вашей округе. Мы также допускаем, что он убил Кола Моррисона. Опять же в вашей округе. Далее, если оглянуться назад, в то время, когда вы и Кевин Херлихи были детьми, Джек Рауз содержал бакалейную лавку, Стэн Тимпсон и Дайандра Уоррен жили в нескольких кварталах от него, мать Кевина Херлихи, Эмма, была домохозяйкой, Джерри Глинн был полицейским, а ваш отец, мистер Кензи, пожарным.

Болтон подал мне карту, размером 8 х 11, на которой были изображены округи Эдвард Эверетт Сквеа, Сейвин Хилл и Коламбия Пойнт. Кто-то очертил карандашом круг, включавший в себя приход Св. Барта, куда опять же входили Эдвард Эверетт Сквеа, Блейк Ярд, вокзал Джей-Эф-Кей/Мэсс, участок Дорчестер авеню, начиная от границы Южного Бостона и заканчивая собором Св. Уильяма в Сейвин Хилл. Внутри круга были отмечены пять маленьких черных квадратиков и два больших синих круга.

– Что означают квадратики? – я взглянул на него.

– Приблизительное местожительство в 1974 году Джека Рауза, Стэна и Дайандры Тимпсон, Эммы Херлихи, Джерри Глинна и Эдгара Кензи. Два синих круга – это места убийств Кола Моррисона и Чарльза Рагглстоуна. Квадратики и точки находятся на расстоянии четверти мили друг от друга.

Я посмотрел на карту. Моя округа. Крошечная, всеми забытая труднодоступная местность, заполненная трехэтажными домами с выцветшими рамами, уютными тавернами и угловыми магазинчиками. Не считая неизбежных скандалов в барах, тут не случалось ничего примечательного. И тем не менее она удостоилась пристального внимания со стороны ФБР.

– То, на что вы смотрите, – сказал Болтон, – не что иное, как зона убийств.

Я позвонил Энджи из пустого конференц-зала. Она ответила после четвертого звонка, задыхаясь.

– Привет, я только что вошла.

– Что делаешь?

– Разговариваю с тобой, дуралей, и открываю почту. Счет, счет, реклама ресторана, счет, счет, счет...

– Как там Мэй?

– Хорошо. Я только что вручила ее Грейс. А как у тебя прошел день?

– Парня с бородкой зовут Эвандро Аруйо. Он был "дружком" Алека Хардимена в тюрьме.

– Ерунда.

– Ничуть. Похоже, он тот, кого мы ищем.

– Но ведь он не знает тебя.

– Верно.

– Тогда зачем ему оставлять твою визитку в руке Кары Райдер?

– Совпадение?

– Ладно. А убийство Джейсона тоже?

– Действительно, большое совпадение.

Энджи вздохнула, и я услышал, как она вскрывает конверт.

– Бессмыслица какая-то.

– Согласен, – сказал я.

– Расскажи мне о Хардимене.

Я так и сделал, затем поведал о проведенном дне, она же продолжала вскрывать конверты и повторяла "да, да" своим обычным рассеянным тоном, который мог бы вывести из себя кого угодно, но не меня, потому что я знал ее слишком хорошо, в том числе ее способность одновременно говорить по телефону, слушать радио, смотреть телевизор, готовить пасту, вести разговор с кем-то в комнате и в то же время слышать каждое слово, произнесенное мной.

Но где-то в середине моего рассказа ее "да" прекратились, и в ответ я слышал только тишину, но в ней не было оттенка восхищения, она была тягостной.

– Энджи.

Молчание.

– Энджи! – повторил я.

– Патрик, – сказала она, и ее голос был настолько слаб, что, казалось, не имел ничего общего с ее телом.

– Что? В чем дело?

– Я получила по почте фотографию.

Я вскочил со стула так быстро, что огни города за окном замелькали у меня перед глазами, закручиваясь в вихрь.