Евгений Сивков - Аудитор

«Ишь, как его заусило это дело с Чуковской фабрикой, – раздраженно подумала судья. – Ладно, нам не привыкать, намек понятен)».

Но уже в ходе предварительных слушаний поводов для раздражения у Воробьевой ещё прибавилось. И причиной тому стал Савельев со своей командой. Казалось бы, дело достаточно простое, у налоговой есть весомые аргументы, при помощи которых фискальное ведомство постоянно выигрывало аналогичные суды. Но у Воробьевой возникло ощущение, что в незыблемую скалу, которой представлялись еще недавно доводы налоговиков, врезался топор. Еще минута – скала пойдет трещинами и рассыплется в пыль.

Стас не считал себя большим докой в юриспруденции, несмотря на то, что за его плечами был не один процесс. Юридическую казуистику он оставлял Насте, полностью доверяясь ее квалификации. Но стратегию процесса он всегда выстраивал самостоятельно. Вот и на этот раз он постепенно заставлял своих оппонентов играть по своим правилам. На своем опыте аудитор усвоил, что в суде главное – процедура. Материальный повод не столь важен для конечного результата, как использование всех тонкостей судебных церемоний.

«Знание тонкостей церемонии отличает цивилизованного человека от варвара», – Стас готов был подписаться под этим изречением Конфуция.

Пакет ходатайств был приготовлен загодя, три дня в юротделе фабрики трудились, не покладая рук. Ксерили документы, посылали запросы, получали ответы. Стас перестал ходить в спортзал и начал пить кофе литрами, что с ним случалось крайне редко.

«Слушай, Станислав Николаич, я такого никогда не видел, – рассказывал Савельеву о предварительных слушаниях начальник юротдела, – налоговики орали на всю Ивановскую. Минут сорок, без остановки!»

Стас прослушал диктофонную запись. Суть претензий фискального ведомства заключалась в том, что предприятие работало с фирмами, занесенными в черный список, использовало схему по отмыванию грязных денег. Отдельно было сказано о бразильских контактах Кайгородова. Дескать, экономическая целесообразность подобных сделок весьма сомнительна. Юристы Кайгородова пытались обратить внимание Воробьевой на то, что фирмы, которые внесены налоговым ведомством в черный список однодневок, неоднократно выигрывали конкурсы на получение государственных контрактов. А в таких случаях каждая сделка проверяется аудиторами счетной палаты. Воробьева пропустила эти доводы мимо ушей, а представитель налоговой гневно заявил, что его ведомство не намерено мириться с уклонением от уплаты налогов. Естественно, много слов было сказано о несчастных пенсионерах и бюджетниках, о наглости некоторых предпринимателей, о необходимости воспитывать чувство социальной ответственности у российских бизнесменов.

«Итак, прелюдия закончена. Начинаем подготовку к судебному оргазму, – принял решение Савельев. – Для начала восемь техничных фрикций».

Судью с птичьей фамилией ожидал уже в первый день процесса каскад из восьми ходатайств, заботливо подготовленных командой Стаса. Их можно было разделить на две группы: непосредственно способные повлиять на ход дела и носящие исключительно психологический характер. Естественно, кайгородовцы не ждали, что ходатайство об отводе судьи возымеют действие. Тем более что формальных поводов для этого не было. Просто надо было дать понять Воробьевой, что в процессе кроме налоговой инспекции принимает участие и другая сторона.

Еще один шаг по привлечению внимания высокого суда – устное ходатайство о разрешении на использование диктофона.

Воробьева его удовлетворила, но почему-то стала говорить значительно тише. Стасу все время приходилось переспрашивать судью, о чем она говорит. В конце концов, он передвинул диктофон прямо на ее стол. Произошло мгновенное исцеление внезапно обрушившейся на Воробьеву слабости голосовых связок.

Налоговики допустили небольшую ошибку, представили копии документов, оригиналы которых хранились в следственном отделе МВД. Получить оригинал из такого источника в короткие сроки весьма проблематично. А ходатайство об истребовании оригиналов было подкреплено двумя копиями одного и того же документа, на которых стояли разные даты. Воробьева скрепя сердце удовлетворила ходатайство.

Еще одно ходатайство Стаса касалось вызова свидетелей. Одна из фирм-однодневок занималась строительным бизнесом – Савельев предложил вызвать представителей лицензирующей организации. Необходимо было выяснить, каким образом фирма, которая не имеет за душой материальных и трудовых ресурсов (так утверждали налоговики), могла получить лицензию на ведение строительных работ.

Дело затягивалось, в судебном заседании был объявлен перерыв.

На выходе из здания суда Савельева догнала Будакова, которая внимательно следила за ходом процесса.

– Послушайте, молодой человек, – обратилась она к Стасу. – Я не понимаю тактику, которую вы избрали. Неужели ваши юристы не объяснили вам, что ваше дело швах? Зачем оттягивать неизбежный конец?

– Знаете принцип товарища Сухова?

Будакова в недоумении пожала плечами.

– Это из «Белого солнца пустыни». Я лучше помучаюсь.

– И какая польза от ваших мук?

– А ведь мы с вами уже встречались на одном процессе, Мария Петровна. Помните, чем дело закончилось?

Еще бы железная Маша не помнила тот случай! Стас выступал ее оппонентом по делу одной из дочек «Юкоса». Эта компания – одна единственная из всей империи Ходорковского – смогла вырваться из железных объятий государства. Стас срубил рекордный гонорар, Будакова схлопотала выговор, а ее тогдашний начальник отправился на заслуженную пенсию.

Мария Петровна развернулась через левое плечо по-армейски, удалилась, не прощаясь – по-английски.

А Наталья Воробьева нервно курила в судейской комнате: «Черт меня дернул пойти в арбитраж!» Еще студенткой она работала секретарем в суде. Уже тогда ее поражало: с каким остервенением люди оспаривают самые мизерные штрафы. «То ли дело арбитраж! – хвастались ей старшие подруги, – приходят солидные люди, каждый по пачке документов на стол – хлоп. Просмотришь, все ясно. Судья выносит решение, и в абсолютной тишине миллионы меняют своего хозяина. А ты в своем суде скоро по-человечески разговаривать разучишься, начнешь по фене ботать».

Поэтому Воробьева предприняла грандиозные усилия для того, чтобы стать судьей арбитражного суда. Но времена изменились. Никто уже не соглашался безропотно расставаться со своим имуществом. И такого мата, как сегодня, Татьяна не слышала даже на уголовных процессах. Звонок Тестоедова застал ее прямо в комнате для совещаний. Мэр пришел в ярость, когда узнал, что процесс отложен.