Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

– Простите, о какой ситуации вы говорите? – вмешивается третий «единоличник». – Что недовольными был совершен погром в вашем штабе? Если так, то мне казалось, это вопрос ваших взаимоотношений с электоратом, но никак не положения в Городе.

– Верно, линия партии должна выстраиваться лидером с помощью тех средств…

В разговор вступает шеф.

– Господа, а библиотека № 6? Сколько документов сгорело из-за того, что мы… – Он косится на Элмайру, но все же продолжает: – Все были перегружены?

– И какого черта мы реагируем на каждый свист? – вмешивается и Хан. – Если бы мистер Гамильтон не отдал нам приказ предотвращать любые чрезвычайные ситуации…

– Даже вне нашей компетенции… – тихо подает голос с другого конца стола Элм.

– Да, то обстановка стала бы критичной! – заканчивает мысль Хан и вызывающе смотрит прямо на Глински – Вы, может, считаете нас монстрами, но даже монстры не могут разорваться. Мы не справляемся.

– То есть вы официально признаете свою несостоятельность как спецотряда? – оживляется еще один «единоличник».

– Мы более чем состоятельны, поверьте.

В голосе шефа столько льда, что впору класть в бокалы. Он берет из вазы несколько виноградин и продолжает:

– Не правда ли, Ван?

«Единоличник» упрямо опускает голову:

– Вопросы вашей состоятельности мы, к сожалению, не обсуждаем. Что же касается режима, то, видимо, у кого-то возникло желание его изменить.

– Не изменить, а…

– В таком случае, – снова заводит пластинку «единоличник», пожирающий курицу, – необходимо провести внеочередной созыв Думского комитета, затем…

Гамильтон, делая вид, что не слышал, обращается только к Глински:

– Может, хватит убивать время? Пока вы проведете ваши обсуждения…

– Убивать время ? – Глава партии Единства лениво отпивает из бокала. – Мне казалось, вы зовете это демократией.

Мэр нервно смеется. Но его никто не поддерживает, и он затихает. Глински продолжает:

– Все нуждаются в охране, в том числе и твоя драгоценная персона, по поводу и без размахивающая пистолетом. Я не требую в свое распоряжение всех частей, равно как и…

«Свободный» не выдерживает. Треснув ладонью по столу, он вскакивает:

– Это я слышу от человека, неофициально контролирующего все наши гарнизоны?

Я поспешно хватаю его за руку и чувствую, как она трясется. И когда я отпускаю ее, я понимаю, что дрожь передалась и мне.

Все молчат. Гамильтон сказал правду. Даже мэр отводит глаза, но Глински все так же равнодушно смотрит на противника и пожимает плечами. А один из его «товарищей» возмущается, подпрыгивая на стуле и брызгая слюной:

– Вы подразумеваете, что мы насаждаем авторитаризм в армии? Это клевета! А знаете, что это подсудное дело?!

Его голос напоминает визг пилы, Дэрил и Вэнди морщатся. Гамильтон лишается дара речи, мэр скрещивает руки на груди, переводя встревоженный взгляд с одного лица на другое. Его губы беззвучно шевелятся, точно он не понимает, кого нужно успокаивать в первую очередь.

– Барнаев, помолчите… – внезапно раздается голос Глински. – Не надо так нервничать.

Он поднимается, все еще глядя в глаза Гамильтону. Это напоминает движение постепенно вздымающейся над травой змеи. Очень медленно, чеканя слова, Глински произносит:

– Есть разница между контролем и авторитетом . Тебе это известно.

– В чем же она?

– В том, что солдаты не пойдут громить чужой штаб по моему приказу. Потому что я такого приказа не дам. Контроль можно передать кому угодно, авторитет останется. Я зарабатывал его не один год.

Гамильтон улыбается. Он задумывается на пару секунд и – уже без гнева, с ледяной вежливой интонацией, – уточняет:

– Авторитет или ужас ? Впрочем… – его брови приподнимаются, – если авторитет правда есть, то контроль можно передать.

– Я не имею права решать такие вопросы, об этом было сказано.

– В таком случае мы просто тратим время, – резко перебивает Хан. – Зачем тогда…

– Нет, погодите. – Гамильтон жестом останавливает его. – Видимо, партия Единства опасается нашей подпольной деятельности, раз не согласна пойти даже на малейшие уступки.

– Единственное, чего я опасаюсь, так это того, что ты отправишь солдат искать путь на вашу чертову Землю.

– Если будет хотя бы небольшая надежда его найти…

– Люди могут погибнуть.

– Можно подумать, это тебя волнует.

Глински отвечает кривой, желчной ухмылкой:

– Ты ничего не знаешь о том, что меня волнует, щенок.

– Господа! – прерывает их мэр. – В другой раз, умоляю, не…

– Вы глава города, глава правительства! Решите вопрос с гарнизоном! У вас такое право есть.

Это произносит Элмайра, громко и отчетливо. Она смотрит в упор, ее ногти нервно царапают стол. Бэрроу отводит взгляд:

– Мы говорим о вооруженных силах и живых людях. Не о наборе игрушечных солдатиков, мисс Белова. Когда кто-то перестает видеть разницу, это кончается плохо. Пока товарищи возражают, я не стану обсуждать подобное с военным министром.

– То есть получается, что голоса товарищей самые весомые? – не выдержав, вмешиваюсь и я. – А наши?

Напыщенный индюк из четверки тут же отвечает:

– Мы – правящая партия, у нас больше кресел, и по конституции…

– По конституции наша система – двухпартийная. – Шеф смотрит на мэра, жуя виноград. – Или я что-то пропустил?

Мэр немедленно цепляется за этот аргумент:

– Да! Прошу вас! У меня предложение! Давайте проведем выборы среди солдат Западного гарнизона! К ому они хотят…

– Полагаю, нынешний глава их вполне устраивает, я назначил его сам. – Глински со скучающим видом смотрит в окно. – Мистер Гамильтон два года не является военнослужащим. Гарнизон никогда не возглавит гражданское лицо. Это уже не вопрос законодательства, это вопрос логики.

Внезапно раздается звон разбитого стекла. Только после испуганного вопля Вэнди я осознаю: глава «свободных» держит в руке пистолет. Он выстрелил по бутылке, стоявшей недалеко от руки Глински, и отбил верхнюю половину горлышка, в то время как сама пуля намертво засела в огромном поросенке на блюде. Точно у него во лбу.

Мэр приходит в себя – таращит глаза на Гамильтона и хрипло, с трудом заглушая гнетущую скрипичную музыку, спрашивает:

– Что это за бравада?..

– Всего лишь напоминаю мистеру Глински, что солдат всегда остается солдатом.

– Это…

Договорить мэр не успевает: в воздухе раздается свист, и в спинке высокого стула, на котором сидит Гамильтон, торчит нож. Примерно в сантиметре от шеи «свободного». Второй нож зажат в длинных пальцах Глински.

– Ван, вы что творите?

Голос мэра похож на рык. Он вскакивает, едва не опрокидывает тарелку и лихорадочно цепляется за ее край.