Монс Каллентофт - Дикая весна

Он знает, что она мечтает узнать правду, что она всегда ощущала вокруг себя какие-то тайны и не раз открытым текстом просила его все ей раскрыть.

«Но не я несу за это ответственность», – думает Оке Форс и прихлебывает горячий кофе, в то время как ветер шевелит кроны деревьев под окном, и желто-зеленые почки, кажется, машут ему, намекая, что сегодняшний день – начало чего-то нового.

«Я скучал без Малин. Без Туве. Но я не скучаю по тебе, Маргарета, – думает он. – Все эти годы тебе удавалось вертеть мной, как ты хотела. Я следовал за тобой, не давал Малин обрести себя, и она теперь возненавидит меня за это.

Что будет теперь? Мне придется коротать жизнь в одиночестве под солнцем Тенерифе? Имею ли я право претендовать на то, чтобы они пустили меня в свою жизнь?

Помнит ли она о встрече сегодня у адвоката? Надо позвонить и напомнить».

Оке Форс подходит к телефону, висящему на стене в холле, набирает номер мобильного дочери и ждет.

Один звонок.

И хотя Малин ребенком никогда не жила в этой квартире, он видит ее шестилетней, бегающей по комнатам, по коврам, полностью поглощенной игрой, – красивая девочка с развевающимися волосами что-то радостно кричит, бегая по всему дому.

И вдруг она останавливается в коридоре. Прямо перед ним. Смотрит на него, хочет о чем-то спросить, но не находит слов, и тут же снова уносится прочь, и он видит, как она что-то ищет в гостиной, поднимает ковер, переворачивает подушки на диване и спрашивает:

– Где она? Где он? Где он?

Более всего Оке Форсу хочется подбежать к своей шестилетней дочери, помочь ей, и теперь она произносит:

– Где же мама? Где мама?

И он хочет ответить ей, но понимает, что ничего этого на самом деле не существует: то, что он видит, – всего лишь воспоминания и фантазии, не более чем импульсы в извилинах его мозга.

Звонки в трубке звучат один за другим.

Ответа нет.

Оке Форс кладет трубку.

В глубине души он надеется, что еще не все потеряно.

Малин еще не успела заснуть. Она видит номер папы на дисплее, но не в силах ответить.

Однако его звонок заставляет ее вспомнить о сегодняшней встрече у адвоката.

Открытие завещания.

Сегодня.

Оно совсем вытеснилось у нее из памяти, однако она успеет немного поспать и пойти туда.

«Попытайся поспать, Малин. Тебе нужен отдых. Даже если ты не хочешь этого».

Сосредоточиться на том, что происходит сейчас, – это единственный способ выжить.

Малин.

Ты спишь в комнате отдыха с включенным телефоном, однако никто, кажется, не намерен тебе мешать. Ты лежишь там, Малин, и горюешь по своей маме, хотя сама этого не понимаешь, хотя ничего не чувствуешь.

Нашей мамы нет с нами. Хотя она должна быть здесь, и ты еще не знаешь, что с ней случилось, и, возможно, никогда не узнаешь.

Возможно, тот дяденька, который режет сейчас ее безжизненное тело в одном из помещений больницы, не найдет ничего странного в том, как она умерла.

Будь осторожна во всем, Малин.

Туве любит тебя, твой папа любит тебя.

Не бойся того, что произойдет, постарайся не сердиться, не суди других за то, что они не понимают своих чувств или не умеют управлять ими.

В глубине души ты все понимаешь, Малин.

Но мы… мы боимся, потому что тут очень одиноко, темно и холодно, словно мы находимся в одном из тех кошмарных снов, которые ты видела в детстве. Тебе снилось, что ты одна в этом мире, что для тебя в нем не найдется любви.

Когда твоя мать покинула тебя, она очень горевала.

Потому что ей пришлось оставить тебя.

В точности как наша мама покинула нас.

Теперь мы это знаем.

И она должна быть здесь, с нами, но ее нет, и папы тоже, а мы так хотели бы снова быть вместе. Спать, тесно прижавшись друг к другу в большой кровати с белыми простынями, забиться под белое одеяло, которое защитит от всего злого и страшного…

Мама тех, других детей парит в одиночестве – может быть, она пытается существовать для них, как мы для тебя? Если она это делает, то должна слышать, как они дышат, видеть, как они колотятся в дверь, боясь выйти наружу, боясь, что они никогда не выйдут наружу.

Мальчик плачет. Девочка обнимает его, повторяет: «Не плачь, не плачь».

Однотонный свист. «Опять начинается. Выключите этот проклятый звук. Я хочу спать. Хочу оставаться здесь, в моей одинокой темноте…»

Сон резко обрывается, Малин открывает глаза, шарит рукой по дивану в поисках своего телефона.

Вот он.

По ошибке Малин сбрасывает звонок, но едва она успевает зажечь ночник, как телефон начинает трезвонить снова.

«Сколько времени? Сколько же я проспала? Черт!»

Она садится, отвечает в трубку:

– Малин Форс.

– Добрый день. Меня зовут Юхан Страндквист, я адвокат. Мы ожидаем вас здесь, в моей конторе. Уже десять минут третьего, у нас на два назначена встреча, я только хотел узнать…

– Я уже еду, – отвечает Малин и бросает трубку.

Это дело надо закончить. Оно займет не более получаса.

«А потом – всё, – думает она. – У меня нет ни времени, ни сил на какие бы то ни было новые заботы».

Она превышает скорость.

Чувствуется, что она только что проснулась, – но мозг работает на удивление четко.

Малин жмет на газ.

Улица Юргордсгатан перекрыта в связи с дорожными работами.

Машина проносится мимо Старого кладбища, где к почкам на деревьях уже начали добавляться маленькие листочки, и какая-то женщина возлагает большой букет красных и белых роз на одну из могил.

Малин думает о расследовании.

Она убеждена, что Юнатан Людвигссон говорит правду. Он был и всегда останется оголтелым активистом, но он не убийца. Фронт экономической свободы – это выдумка. Он один из тех, кто готов скитаться по всей Европе, протестуя перед залами конгрессов, требуя государственного контроля за деятельностью банков и расстрела всех жадных директоров.

А оружие? А взрывчатка в прицепе?

Романтические революционные мечты. В духе итальянских анархистов в США начала прошлого века.

Малин уверена, что Юнатан Людвигссон не использовал оружия, что они вовремя поймали его. Но кто тогда человек с велосипедом? Откуда он взялся, каковы его мотивы?

Малин останавливается перед красным сигналом светофора возле старой пожарной станции. Рядом с ней тормозит другая машина. Семья с детьми: папа за рулем, мама с двумя малышами на заднем сиденье.

Зеленый.

Малин снова давит на газ, и тут раздается оглушительный грохот – ей хочется присесть, спрятаться, она ощущает, как что-то сжимается в животе, и думает, что это произошло еще раз, но не видит дыма, не слышит характерной тишины.

На каком расстоянии?