Наталья Александрова - Месть через три поколения

— Могу я видеть Валентина Рудольфовича? — с опаской спросила Инга.

— Заходи, милая, заходи! — Старуха всхлипнула и отступила в сторону. — Весь день сегодня идут и идут с ним проститься! И то сказать, такой человек… Никак я не думала, что доживу до этого дня. Думала, умру раньше…

— Проститься?

Сердце у Инги мучительно защемило: снова опоздала! Убийца снова ее опередил!

— Иди уже. — Старуха махнула рукой куда-то в глубину квартиры, еще раз громко всхлипнула и отвернулась, закрыв лицо клетчатым носовым платком.

Инга пошла вперед, в волнении представляя, что сейчас увидит. Неужели снова какую-то анатомическую инсталляцию, порожденную извращенным умом убийцы? Уже был Воскобойников с телефоном вместо сердца, старый антиквар Вестготтен с отрубленными руками. Что ее ожидает на этот раз?

Хотя бы, судя по тому, что с профессором приходит проститься много народу, его труп уже привели в приличный вид.

Инга опасливо подошла к полуоткрытой двери. Оттуда доносились возбужденные голоса. Она собралась с силами и вошла в комнату.

Она ожидала увидеть тело несчастного профессора в окружении рыдающих родственников, однако ничего подобного не увидела. Вместо трупа в глубоком кресле со спинкой и подлокотниками в виде львиных лап восседал весьма внушительный мужчина с гривой седых волос и неожиданно темными и густыми бровями. На лице его было выражение глубокой обиды и оскорбленного достоинства.

Перед этим господином стояли две невзрачные дамы средних лет, чем-то неуловимо похожие, только одна из них была брюнеткой, а другая блондинкой. В темных волосах просвечивали седые волосы, в светлых они были не так заметны.

— Мы этого так не оставим, Валентин Рудольфович! — обещала брюнетка, молитвенно сложив руки.

— Не оставим, — вторила блондинка.

— Вас, ученого с мировым именем, не могут просто так вытолкать на пенсию как какого-нибудь заурядного доцента!

— Не могут.

— Вы должны подать на них в суд! Вы должны добиться справедливости!

— Я не буду ничего делать, — прорычал монументальный господин. — Это ниже моего достоинства! Я не хочу становиться с ними на одну доску!

— Вы должны это сделать даже не ради себя — ради науки! — воскликнула брюнетка. — Вы должны сделать это хотя бы ради научного сообщества!

Тут она заметила Ингу и обратилась к ней:

— Скажите ему хоть вы, девушка! Ведь вы представитель научного сообщества? Вы сотрудник кафедры? Или студентка? Вы тоже возмущены этой вопиющей несправедливостью? Выгнать на пенсию блестящего ученого, находящегося в расцвете сил! Это немыслимо. Сегодня люди приходят сюда толпами, чтобы выразить Валентину Рудольфовичу поддержку…

— Вообще-то я из участковой поликлиники, — быстро нашлась Инга, — и хотела убедиться, что Валентин Рудольфович жив и здоров.

— Разумеется, я жив и здоров, — пророкотал профессор. — Жив, здоров и возмущен. Возмущен до глубины души! Но это вряд ли интересует нашу медицину.

Инга вздохнула с облегчением — хотя бы на этот раз убийца ее не опередил. Хотя есть ведь еще несколько Данцигов. Может быть, пока она теряет здесь время, он убивает однофамильца…

Инга улыбнулась профессору и группе поддержки и под их удивленными взглядами покинула комнату.

В прихожей она постаралась незаметно проскользнуть мимо всхлипывающей старухи, должно быть, преданной домработницы профессора. Однако та перехватила ее возле двери, ухватила за пуговицу и заговорила:

— Не уходи так сразу, девонька! Поговори со мной. Посидим, чаю попьем. Ты ведь студентка его? Или аспирантка?

Инга ничего не ответила, но домработнице, кажется, и не нужен был ответ. Она хотела выговориться, и ей требовался благодарный слушатель.

Инге, конечно, надо было спешить, но, возможно, старуха расскажет что-то нужное.

Старуха прошествовала на внушительных размеров кухню, налила себе и Инге крепкого чая в синие с золотом чашки и выставила на стол блюдо домашнего печенья. Когда-то давно соседка тетя Соня тоже пекла такое, и называлось оно смешным словом «фунтики». Сестренка очень его любила.

При мысли о сестре Инга почувствовала привычную боль.

Она подавила неуместный сейчас порыв, стиснула зубы. Не время вспоминать сестру, она на работе. Старуха, кажется, ничего не заметила — как подперла горестно щеку рукой и уставилась в окно, так и смотрела.

— Я ведь его уже больше тридцати лет обихаживаю, знаю, что ему нужно. Что ест, что пьет, о чем думает. Для него работа — это все. Если его сейчас работы лишат, он зачахнет. Его ведь, кроме книг этих, ничего не интересует.

— А родственники его навещают? — осторожно поинтересовалась Инга.

— Родственники? — Старуха поморщилась. — Да какие у него родственники!

— Какие-то, наверное, есть. У кого их нет?

— Это ты верно заметила, — оживилась старуха. — Родственники, они ведь как мухи на мед летят. Если у человека дом полная чаша и денежки водятся, они тут как тут, сразу чувства родственные просыпаются. А если человек немощный и бедный, так кому он нужен-то? Память у родственников сразу отшибет, и номер телефонный из книжки вычеркнут.

— Если все так, как вы говорите, тогда, — Инга обвела взглядом кухню, — должны быть у профессора родственники.

— Есть у него племянник Валера, приходит иногда. Только у него одно на уме — как бы у дяди денег выпросить.

— Валера? — Инга заинтересовалась. — А фамилия у него такая же, как у Валентина Рудольфовича?

Она помнила все имена в списке, который прислал Шеф, когда она ехала по этому адресу. Всего трое Данцигов, ни одного Валерия. Первым был профессор, в чьей квартире она сейчас пила чай. Второй, точнее вторая, Ядвига Германовна Данциг в настоящий момент в Германии у дочери и собирается пробыть там еще несколько месяцев. Третий, Иван Антонович Данциг, геолог, с геологической партией находится где-то в районе Подкаменной Тунгуски, точное его местонахождение не знают даже в тамошнем геологоуправлении. Стало быть, двое Данцигов отпадали по причине недосягаемости для убийцы. Профессор был жив и здоров. И вот на горизонте возник еще один кандидат.

— Та же у него фамилия, — старуха скривилась, — теперь та же. Данциг Валерий Валентинович, отчество даже и то его взял. — Она махнула рукой в сторону двери.

Инга подняла брови, стараясь не переиграть, вдруг старуха спросит, с чего это у нее такой интерес. Однако той, видно, хотелось поговорить — намолчалась на своей кухне.

— Тебя как зовут? — спросила старуха.

— Ин… Аня. — Она вспомнила, что Шеф велел представляться не своим именем.

— О, — обрадовалась старуха, — и ее тоже Анной звали.

— А вас-то как зовут? — спохватилась Инга. — А то неудобно, сидим за столом, чай пьем… Печенье очень вкусное…