Джейн Лителл - Отнять всё

Никакой личной информации я не нашла – ни в Фейсбуке, ни в Твиттере. Чего и следовало ожидать. Хейя не из тех, кто станет рассказывать о себе в социальных сетях. Она даже с коллегами, с которыми проводит целый день, ничем не делится. Я так и не поняла, почему она ушла с такой престижной работы. Ведь она еще молода, у нее впереди были годы и годы успешной карьеры. Ушла, чтобы писать для журнала статьи об архитектуре? Странно.

Июль

В начале июля я получила письмо от моей матери, Соланж.

Дорогая Хейя!

Ты теперь так далеко, что мы с твоим отцом решили: Магомет, может, и не идет к горе, а мы до тебя доберемся.

Папа нездоров, и я за него волнуюсь. Он не хочет бросать работу; мучает себя без всякой необходимости. Все же я уговорила его взять отпуск на четыре недели. На август у нас намечен десятидневный круиз. Отправляемся из Лондона, потом две ночи в Париже, оттуда на поезде в Марсель. Потом – Генуя, берег Амальфи, Сицилия, Карфаген и Барселона. И возвращаемся в Марсель. После планируем провести две недели в Провансе. Условия прекрасные, и папа настаивает, чтобы ты поехала с нами в круиз. Я тоже считаю, что тебе пойдет на пользу отдохнуть от работы. Папа с удовольствием все оплатит.

Если же ты, как я предвижу, не сможешь на такой срок оставить работу, мы прилетим в Лондон пораньше и побудем какое-то время с тобой. Мне посоветовали хороший отель прямо в центре, на Шарлотт-стрит. Буду благодарна, если ты уточнишь свои планы, чтобы я могла зарезервировать номер. Если хочешь поехать в круиз, сообщи как можно быстрее, тогда папа успеет заказать тебе каюту.

Как всегда, с любовью,

Трудно придумать худшую участь, чем провести десять дней на корабле с моей матерью в борьбе за внимание отца. Ревнивее ее нет никого. Если папа нальет мне вина раньше, чем ей, начинается сцена. К тому же совершенно ясно: она не хочет, чтобы я с ними ехала.

Помню, в какую она впала ярость, узнав о моем уходе с телевидения. Пусть она меня и не любила, но ей нравилось, что ее дочь пользуется известностью. Настоящую причину ухода я ей назвать не могла. Надеялась, что она разглядит страдание за моей маской. Ничего она не разглядела. Сплошное равнодушие и осуждение. Тогда я и махнула на нее рукой. Даже не называю ее мамой: для меня она Соланж, как и для всех остальных.

Когда две недели спустя мои родители приехали в Лондон, я взяла с собой Роберта – пусть побудет буфером.

Соланж встретила нас в вестибюле отеля – элегантная, в темно-зеленом жакете. Роберт чмокнул ее в щечку, и она одарила его легкой улыбкой. Ясно, что вчера, когда мы вместе обедали, Роберт произвел хорошее впечатление. Она объявила:

– Петер сегодня с нами не пойдет. Он не выспался, и ему нужно отдыхать. Встретимся с ним за обедом.

– Он вчера плохо выглядел, – обеспокоенно сказала я.

– Я же ясно тебе написала, Хейя. Он нездоров.

– А что с ним?

От недовольства по ее лицу пробежала легкая дрожь, она поморщилась.

– Проблемы с сердцем.

– Это очень серьезно?

– Ему нужно беречься.

– А что-то сделать можно?

– И так уже все делают. Иногда ему просто нужно отдыхать.

Роберт чувствовал нарастающее напряжение. Он сжал губы, словно не желая сказать лишнего, погладил мою руку и обратился к Соланж:

– Вы не передумали насчет экскурсии в галерею «Тейт Модерн»? Можно отменить.

– Нет-нет, я очень хочу пойти, а Петер просил купить ему каталог.

Я разглядывала пол вестибюля, выложенный белыми и серыми мраморными плитками. Роберт опять сжал мне руку.

– Так идем?

– Я бы лучше осталась, побыла с папой. Вы не возражаете? – Я перевела взгляд с Роберта на Соланж.

– Твоему отцу нужно спать, – отрезала она.

– Я не стану его будить. Дай мне ключ от номера. Посижу там, а когда он проснется, заварю ему чаю.

– Ты ведь собиралась все нам показать!

Как же я ее ненавидела! Я столько месяцев скучала по отцу, а она недовольна, что мы побудем вдвоем.

– Я с огромной радостью все вам покажу, – предложил Роберт.

– Спасибо, Роберт. – Она повернулась ко мне. – Тогда встретимся в ресторане.

– Столик заказан на час пятнадцать, – напомнил Роберт, посылая мне заговорщический взгляд – да, нелегко с ней.

Папа не спал. Одетый в халат, он сидел в кресле у окна.

– Милая, а где остальные?

– Ушли в галерею. А мне захотелось побыть с тобой.

Он встал и крепко меня обнял.

– Я очень рад!

Я села и внимательно на него посмотрела. Он был бледен.

– Ты плохо спал?

– Так себе. Сегодня просто нужно немного отдохнуть. Ничего страшного.

Я погладила его по руке.

– Ходить по галерее Тейта – такая морока. Она огромная.

– Да, я о ней читал.

– За один раз там все не посмотришь, хотя, я уверена, Роберт постарается.

Папа улыбнулся.

– Мне он понравился. Умный человек.

– Да, он очень умный и образованный.

– Не слишком теплые слова.

– Роберт – замечательный. Но я в него не влюблена.

– А он, по-моему, от тебя без ума.

Я пожала плечами. Папа хорошо знал, как я любила Маркуса и как переживала, когда он ушел.

– Папа, серьезно, как ты?

– Нормально. Надо просто пить лекарства и не переутомляться. И все.

Я опять погладила его по руке. Кожа у него была тонкая и сухая.

– Давай намажу тебе руки кремом. Тебе понравится.

Я нашла в ванной пузырек с лосьоном для тела. «Персидская сирень».

– Буду пахнуть, как целый гарем, – улыбнулся папа.

Я щедро плеснула лосьона ему на левую руку и стала мягко втирать в кожу; промассировала один за другим пальцы и запястье.

– Очень приятно.

Я принялась за правую.

Теперь каждая наша встреча может оказаться последней, а еще так много не сказано…

– Иногда я думаю, что на нашей семье лежит проклятие.

– Отчего же, милая?

– Томас, бабушка Таня… наверное, наши гены прокляты.

– Томас умер от инфекции.

– А Таня?

– Конечно, Танина ранняя смерть – ужасная, трагическая потеря, но такие беды случаются в каждой семье. Тебя это пугает?

Вот тогда взять бы и рассказать ему все. Поведать отцу свои печали – какое было бы облегчение. Я смотрела на его лицо, любимое, доброе и такое бледное. Он уже похоронил одного ребенка. Пусть думает, что у меня все хорошо.

– Ее смерть, конечно, произвела на меня впечатление.

– И потому ты боишься заводить детей? – мягко спросил он.

Я покачала головой.

– Ты сам говорил, что после смерти Томаса Соланж так и не оправилась.

– Не оправилась. Понимаешь, мы думали, он температурит из-за обычной простуды. Врач велел сбивать жар, и мама всю ночь делала ему холодные обтирания. И уснула прямо на полу, в детской, может, на час или полтора. А когда проснулась, Томасу было совсем плохо. Он побелел и ни на что не реагировал. Мама страшно перепугалась. Мы тотчас же отвезли его в больницу… На следующий вечер он умер. Менингит иногда развивается мгновенно.