Джейн Лителл - Отнять всё

– Прости, что напомнила. Не хотела тебя расстраивать.

– Ты меня не расстроила. Ты меня никогда не расстраивала. Случившееся омрачило все твое детство. Твоя мама не смогла смириться с потерей Томаса. Она его обожала. Я ее почти ревновал. И потом чувствовал себя виноватым. Переживал, что не сидел с ней той ночью.

– Папа, лучшего мужа просто быть не может. Ты так много для нее делаешь!

Он улыбнулся – грустно, словно все еще переживал свою вину.

– Мама два года проболела. Какое-то время не хотела вставать с постели. Я подарил ей щенка, и ей пришлось выходить, чтобы его вывести. Она поправлялась очень медленно. Я понял, какая она хрупкая… и до сих пор она такая.

– Мне она хрупкой никогда не казалась. Она хотела сыновей, а меня полюбить не могла, я ведь просто женщина.

Папа обхватил мое лицо ладонями.

– Пусть Соланж и не показывает, но мы оба гордимся нашей красивой и талантливой дочкой. Не бойся рожать детей, милая. Они приносят столько радости.

Я прижалась к папиной груди. Конечно же, он хочет, чтобы у меня были дети. Они оба этого ждут. Я слушала, как тихо бьется его бедное больное сердце.

Мы встретились в отеле «Коннот» ровно в четверть второго, как и условились. Соланж пребывала в хорошем настроении. На этот раз в роли хозяина выступал Роберт, и такое место было как раз в его вкусе. За аперитивом он рассказал, что во время войны в отеле жил Де Голль, а генерал Эйзенхауэр часто посещал ресторан. Роберт вечно выбирает такие роскошные места. Нам он посоветовал заказать пирог с курицей – фирменное блюдо. Папа так и сделал – наверное, в благодарность за то, что Роберт возился все утро с Соланж. Ему принесли целый пирог в глиняной тарелке. Под куполом хрустящей корочки обнаружилось перепелиное яйцо всмятку.

– Замечательный штрих. – Папа аккуратно разрезал его, и наружу потек желток, орошая начинку пирога. Проглотив первый кусочек, он сказал: – Просто чудо. Мелочи, говорят, впечатляют лишь глупцов. Я никогда так не думал. Мелочи могут доставлять огромное удовольствие. Взять хотя бы это яйцо. Пустяк, но доводит простой пирог с курицей до шедевра.

Мы рассмеялись.

Роберт кивнул:

– Нельзя недооценивать мелочи. Мы, психоаналитики, считаем, что мелкие детали имеют важнейшее значение.

– А ты выглядишь лучше, Петер, – заметила Соланж. – Отдых пошел тебе на пользу.

– Мне пошло на пользу общество Хейи. – И папа улыбнулся, глядя на меня.

Соланж на это ничего не сказала. Ее переполняли впечатления – от «Тейт Модерн», от Лондона и новообретенного союза с Робертом.

– Я в восторге от собора Святого Павла, – заявила она. – Мне даже больше нравится вид снаружи, чем оформление интерьера.

Да уж, пригласи я на обед Роберта – тогда, в Хельсинки, – она точно выставила бы на стол фарфор и серебро.

В среду утром Кэти неожиданно собрала всех и объявила, что на следующей неделе ее не будет, – уезжает в Корнуолл отдыхать с семьей. Если у нас возникнут проблемы, обращаться к Аише, и та при необходимости свяжется с ней. Однако, добавила Кэти, обводя всех взглядом и лучась дружелюбной улыбкой, это вряд ли случится, потому что мы отличная команда, и вообще она высоко ценит наши усилия.

Я сидела, словно окаменев. Представляла себе картину: в гостиницу прибывает дружная маленькая семья, проводит дни на пляже. Билли в соломенной панамке играет на песке. Она, конечно, в бикини, демонстрирует всем набухшие груди, свою гордость. Натирает кремом для загара спину и плечи. А когда, наплававшись, выходит из воды, грудь прямо вываливается из купальника. И пока она шагает по песку, Маркус щелкает фотоаппаратом. Он всегда любил «живые» кадры. Потом она вытирается, посмеиваясь и изгибаясь под полотенцем во все стороны. И каждый такой эпизод, каждый снимок будет укреплять фундамент их семейной жизни.

Нужно увидеть Маркуса до того, как они уедут. Я собиралась пообедать с ним в Дареме, и он обещал показать мне место, где намерены возвести арт-центр. Как только собрание закончилось, я пошла ему звонить. Секретарша сообщила, что он на три дня уехал в Дарем и вернется в пятницу. Я тихо закипала. В субботу они отправятся в Корнуолл, и до возвращения я Маркуса уже не увижу. Почему он не предложил встретиться до отъезда?!

Я медленно возвращалась к себе. Кэти спускалась по лестнице, а с ней – Филип Парр. Он мне кивнул; при их приближении я остановилась.

Улыбнувшись в знак приветствия, я придала лицу озабоченное выражение и обратилась к ней:

– Значит, если возникнут проблемы, обращаться к Аише?

Она слегка порозовела.

– Да, пожалуйста, хотя, я уверена, вы отлично справитесь. Всего-то неделя.

– Или ко мне подойди, – вставил Парр.

Я ему улыбнулась, и Кэти это не понравилось: она сжала губы, словно стараясь удержать гримасу. Вышли они вместе.

В ту ночь я снова сидела в машине у ее дома. Входить я вначале не собиралась, просто сидела и наблюдала. В последний раз, когда уезжал Маркус, заявился тот тип. Интересно, придет ли он снова.

Когда окна в ее квартире одно за другим погасли, и только из детской лился оранжевый свет, я вдруг оказалась у подъезда. Потом вошла, поднялась по лестнице и дошла до дверей ее квартиры. Я сильно рисковала. Несколько раз я приходила, и она ни разу не проснулась. Значит, могла проснуться сегодня. Эта мысль держала меня в напряжении, пока я отпирала дверь.

Вероятно, я была не так осторожна, как обычно. Вероятно, произвела какой-то шум, идя по коридору, потому что когда я стояла в спальне, глядя на очертания ее тела под одеялом, она шевельнулась и слабо простонала. Я проскользнула в кабинет Маркуса. Она встала и направилась в туалет. Потом зашумела вода, и она прошла по коридору мимо кабинета, где в темноте притаилась я. Зашла в детскую. Через минуту вышла, неся Билли. Он беспокойно похныкивал, а она тихо его баюкала.

Я ждала, опершись на стол. Постепенно дыхание выровнялось. Глаза привыкли к темноте и стали различать очертания предметов. Как же я ее ненавидела! Эта комната – единственное, что принадлежит Маркусу. Все остальное – ее. Ее мебель, ее беспорядок, ее жирные сковородки, ее младенец. Она везде сеет хаос и постепенно втягивает в свой водоворот и Маркуса.

Мне не хотелось уходить, не взглянув на нее еще раз. Я долго сидела на полу в кабинете Маркуса, положив голову на стул. Было тихо. Наконец я поднялась, дошла до спальни и заглянула внутрь. Она лежала, обнимая сына. Я постояла, посмотрела на них. Ее грудь мерно поднималась и опускалась, мальчик иногда вздрагивал. Оба мирно спали.

Август

– Кэти, вставай, пора.

Я с трудом подняла веки.

Маркус поставил чашку кофе рядом с часами, которые показывали почти половину шестого.