Джейн Лителл - Отнять всё

Когда мне было одиннадцать, родители отдали меня в католическую школу, а все мои сверстники учились в обычных. Меня это сильно расстроило, и новую школу я заранее возненавидела. В первый же день меня посадили с девочкой-шотландкой по имени Фиона. У нее были светло-рыжие волосы, которые она собирала в два хвостика над ушами. Мы сразу друг другу не понравились, и моя неприязнь ко всему, связанному со школой, сконцентрировалось именно на ней. Фиона тоже терпеть не могла школу – прежде всего потому, что не привыкла к Лондону и скучала по друзьям в Глазго. Меня она считала слишком шумной и «слишком лондонской»; эта взаимная неприязнь хоть как-то разнообразила нашу жизнь.

Вернувшись в школу после рождественских каникул, я встретила Фиону в коридоре. Она подстриглась, сделала каре. Мы обе остановились и рассмеялись. Я вдруг поняла, что рада ее видеть. Оказывается, я по ней соскучилась! С той минуты мы стали лучшими подругами, все делали вместе, болтали обо всем на свете, делились секретами. После школы Фиона решила вернуться в свой любимый Глазго. Там она доучивалась и там теперь и живет – вместе с Дугласом. Они собрались на выходные в Лондон, и сегодня я их познакомлю с Маркусом; приехать на нашу свадьбу они не смогли.

Чтобы успеть по делам в разные места и еще купить продукты на вечер, я взяла у Маркуса машину. В девять утра уже стояла жара. Сначала я поехала в Майл-Энд, в нашу типографию, чтобы договориться о печати путеводителя. Потом в сторону Айлингтона – обедать с рекламодателем, которого нашла Виктория. Пробки были ужасные; солнце пекло сквозь пелену выхлопов.

Виктория заказала столик в модном ливанском ресторане, и там, слава богу, было прохладно. Еду подавала высокая эффектная арабка в белой свободной блузе, заправленной в черные атласные шаровары. Ее бедра охватывала золотая цепь.

Рекламодатель был тот еще ловелас – так и раздевал ее глазами, когда заказывал нам арак. Виктория предложила взять мезе [6]и выбрала набор из девяти закусок – фалафель, киббех, табуле, печеные баклажаны, ливанский салат с сухариками. Все было очень красиво и вкусно. Официантка неизменно забирала тарелки, как только мы доедали очередную порцию – ей словно хотелось, чтобы мы поскорее ушли. Наш гость ее явно раздражал.

Я, как и просила Виктория, расписывала наш путеводитель яркими красками. Упомянула самые шикарные места, о которых он расскажет, напирала на отличные фотографии и большие тиражи. Будет еще и специальный веб-сайт, где тоже можно давать рекламу.

Оставив сотрапезников пить кофе, я ушла: предстояло еще закупать продукты для праздничного обеда. Да, Виктории не позавидуешь – вон каким типам ей приходится угождать.

Время на парковочном счетчике уже истекло, а рядом, как на грех, топтался инспектор. Он вспотел и измучился в своей форме, и я боялась, что он меня оштрафует. Однако он не стал выписывать квитанцию, и я, уже сидя в машине, поблагодарил свою удачу.

Я отправилась в Хайбери – там есть хорошая рыбная лавка и магазин, где продают португальские сыры. Я купила и треску, и разных сыров для закуски. Сложив покупки в багажник, поехала на Примроуз-Хилл. По-прежнему пекло; на стоянке мои каблуки едва не увязли в гудронном покрытии. Я побоялась, что на такой жаре в багажнике испортится и рыба, и сыр, и, захватив это все с собой, попросила секретаршу в приемной положить продукты в холодильник для напитков.

Следующие два часа я лихорадочно работала. Хотелось уйти пораньше, чтобы успеть все приготовить. Я уже убирала со стола документы, когда Филип попросил зайти к нему – рассказать, как дела с путеводителем, укладываемся ли мы в сроки. Продержал меня больше сорока минут, допрашивал – кто о каких зданиях пишет, во что все это обойдется журналу. Такой вот стиль руководства – нагрянуть с вопросами как снег на голову. Предупреди он меня заранее, я бы приготовила все данные. Из его кабинета я вышла взволнованная и рассерженная.

На стоянке прямо передо мной в машину садилась Хейя. У нее красивый зеленый кабриолет, и сейчас она опустила верх. Теперь понятно, откуда у нее такая роскошная машина. Наверное, осталась с тех пор, как она работала на телевидении; на наше жалованье такую машину не купишь. Выглядела Хейя, как всегда, безупречно – на блузке ни складочки, волосы аккуратно заплетены во французскую косу. Я ей помахала и следом выехала со стоянки. Потом она свернула в одну сторону, я – в другую. Нужно было купить петрушки, и я поехала на уличный рынок.

Он уже закрывался. В коробках у дороги лежали кучки вялых фруктов и овощей, в них рылся в поисках еды человек в грязных брюках. Потом он перешел к урнам, вытащил из одной половинку багета и сразу начал есть.

Наконец я поехала домой. На Парк-стрит ремонтировали дорогу, и пробка в направлении Бейкер-стрит образовалась больше, чем обычно. Я стояла на своей полосе, проклиная задержку. Слева подъехала маленькая красная машина – водитель пытался вклиниться передо мной. Нагло махнул, чтобы я подала назад. Но сзади места не было, машины стояли плотно. Я лишь пожала плечами и осталась на месте, глядя вперед, на светофор. Из-за жары стекла у меня были опущены. Водитель красной машины начал возмущаться. Я повернулась к нему: бритоголовый, вытянутое лицо, перекошенное от негодования. Рядом с ним сидела женщина, а на заднем сиденье девочка-подросток. У обеих волосы были собраны на макушке в хвост, и обе недовольно таращились на меня.

Я опять пожала плечами: не могу пропустить, – но это его еще больше разозлило. Загорелся зеленый, машины медленно двинулись вперед, и бритоголовый все-таки попытался влезть. Раздался щелчок: маленькое зеркало на красной машине сложилось, зацепившись за здоровенное зеркало «Сааба» Маркуса.

Водитель закричал:

– Ты что натворила! Сломала мне зеркало, дура!

Я быстро подняла стекла и заблокировала двери. Загорелся желтый; мне нужно было свернуть направо. Теперь я остановилась и пропустила его вперед. Он, газанув, перестроился, потом резко затормозил, выскочил из машины и стал разглядывать зеркало. Маленький такой, жилистый, в джинсах и футболке. Устроил целый спектакль, хотя зеркало ничуть не пострадало – оно благополучно встало на место. Загорелся красный, и мне пришлось стоять на месте. Коротышка что-то сказал женщине на пассажирском сиденье, а она в ответ покачала головой. Он повернулся ко мне. Я смотрела в сторону и думала: «Господи, пусть это все поскорее кончится». В машине было так жарко, что у меня вспотели руки и лицо.

Наконец загорелся зеленый. Бритоголовый сел за руль, свернул и остановился прямо на углу. Я проехала мимо, но скоро опять затормозила у светофора; оказывается, я с такой силой вцепилась в руль, что на нем остались влажные следы от рук. Ослабив хватку, я глубоко вздохнула и уже хотела открыть окно, но бритоголовый был тут как тут. Почти прижавшись лицом к моему окну, он завопил: