Джон Ле Карре - Ночной администратор

Они стояли плечом к плечу, глядя на Темзу. Гудхью положил руки на парапет, на них были надеты неподходящие к случаю велосипедные перчатки, потому что в последнее время у него появилась зябкость, вызванная нарушением кровообращения. Не совсем понимая смысл вопроса Марджорэма, он повернулся к нему за разъяснением. Но ему открылся только благочестивый профиль Марджорэма, радушно взирающего на проплывающий мимо прогулочный катер. Потом Нил тоже повернул голову, и они оказались лицом к лицу на расстоянии не более двенадцати дюймов. Если движение транспорта в самом деле было сильным, в тот момент Гудхью его вовсе не замечал.

– Передаю слова Даркера, – проговорил Марджорэм с улыбкой. – «Рекс Гудхью лезет не в свое дело. Сферы интересов, о которых он не знает и не должен знать, большая политика, высокопоставленные действующие лица и тому подобное». Вы живете в Кентиш-таун, верно? Небольшой домик с тюлевыми занавесками?

– Почему вы спрашиваете?

– У вас просто появится дядюшка в Швейцарии, давно обожающий племянника. В день, когда «Пиявка» окажется в наших руках, он неожиданно умрет, оставив вам три четверти миллиона. Фунтов, а не франков. Свободных от налога. В качестве наследства. Вы ведь знаете, что говорят мальчики из Колумбии? «У тебя есть выбор – стать богатым или умереть». Даркер выразился так же.

– Простите, я что-то сегодня неважно соображаю, – сказал Гудхью. – Вы что же, грозите мне убийством или взятку предлагаете?

– Для начала мы испортим вам карьеру. Мы сумеем, поверьте. А если нет, тогда подумаем. Не надо отвечать сейчас, если вы смущены. Вообще не отвечайте. Просто делайте. Действие – лучшее «слово Гудхью». – Он сочувственно улыбнулся. – Вам никто не поверит. Во всяком случае, в вашем кругу. «Старина Рекс выживает из ума… И это уже с ним давно… просто он это скрывал». Если не возражаете, напоминать я не буду. Я ничего не говорил. Это была просто приятная прогулка вдоль реки после очередного скучного совещания. Хорошего вам отдыха.

«Совершенно бредовая идея, – говорил Гудхью Берру полгода назад за скромным обедом. – Она не только абсурдна, но и губительна. Я даже не хочу полемизировать и запрещаю когда-либо говорить со мной на эту тему. Мы в Англии, а не где-нибудь на Балканах или Сицилии. У тебя может быть своя агентура, Леонард, но, пожалуйста, навсегда оставь свои готические фантазии, в которых группа по изучению снабжения предстает ворочающей миллионами бандой рэкетиров, действующих в интересах Джеффри Даркера, кучки нечистых на руку банкиров, брокеров и комиссионеров и продажных офицеров разведки по обе стороны Атлантики».

«Так можно дойти до умопомешательства», – предупредил он Берра.

И вот до чего дошел сам.

В течение недели после разговора с женой Гудхью бережно охранял свой секрет. Человек, не доверяющий себе, не доверяет никому.

Берр сообщил по телефону из Майами новость о воскрешении «Пиявки», и Гудхью, как мог, старался разделить его радость.

Рук временно заменил Берра в офисе на Виктория-стрит. Гудхью пригласил его на ланч в «Атенеум», но довериться не решился.

Однажды вечером забежал Пэлфрей с каким-то путаным сообщением о том, что Даркер запрашивает британских торговцев оружием о возможностях использования кое-какой сверхсовременной боевой техники в «климате, близком к южноамериканскому», якобы для консультации потребителей.

– Британской техники, Гарри? Это не Роупер. Он закупает иностранную.

Пэлфрей морщился, посасывал сигарету и то и дело доливал себе виски.

– Но это все-таки может быть Роупер, Рекс. Что, если он прикрывает ими задницу? Ведь если эти «игрушки» британские – нашему терпению нет предела, ты ведь понимаешь, о чем я. Если они британские – наши глаза слепы, а голова в песке. Шли их хоть Джеку Потрошителю. – Он гнусно захихикал.

Был прекрасный вечер, и Пэлфрею захотелось размяться. Поэтому они вышли и прогулялись до ворот Хайгейтского кладбища. Нашли уединенную скамейку и присели на нее.

– Марджорэм хотел купить меня, – сказал Гудхью без вступления. – За три четверти миллиона фунтов.

– Именно так они себя ведут, – ответил Пэлфрей, нисколько не удивившись. – И за границей, и дома.

– Предлагался не только пряник, но и кнут.

– О да, да, так они и делают, – сказал Пэлфрей, закуривая новую сигарету.

– Кто они, Гарри?

Пэлфрей сморщил нос, несколько раз моргнул и, кажется, странным образом растерялся.

– Ну, несколько умников. С хорошими связями. Ты знаешь.

– Я ничего не знаю.

– Хорошие сотрудники. Холодные головы, сохранившиеся со времен холодной войны. Те, кто испугался остаться без работы. Понимаешь, Рекс?

Гудхью подумал, что Пэлфрей описывает именно его случай, и это его огорчило.

– Тренированные двуличности, – продолжал Пэлфрей, как всегда облекая мысли в обрывочные, заштампованные фразы. – Порождения рыночной экономики. Выскочки восьмидесятых. Греби сколько можешь. Все так и делают, никогда не знаешь, откуда грянет новая война. Все по-прежнему на своих местах. По-прежнему, конечно, в силе… Ты понял? Никто этого у них не отбирал. Вопрос только, где применить силу.

Поскольку Гудхью ничего не ответил, Пэлфрей вынужден был продолжить:

– Неплохие ребята, Рекс, не осуждай их слишком. Просто немного придавлены. Нет больше Тэтчер. Нет необходимости сражаться с русским медведем, не надо искать красных у себя под кроватью. В свое время они получили поделенный мир, две ноги – хорошо, четыре – плохо. Одним прекрасным утром они проснулись и, как бы это сказать, ну, ты знаешь… – Он пожал плечами. – Кому может понравиться вакуум? Даже тебе не нравится. Да? Только честно. Ты его ненавидишь.

– Под вакуумом ты подразумеваешь мир? – предположил Гудхью, вовсе не желая показаться собеседнику придирчивым.

– Скорее скуку. Маломасштабность. Это никому еще не доставляло удовольствия. – Он снова усмехнулся и затянулся сигаретой. – Еще пару лет назад они были персоны особой важности, солдаты холодной войны. Лучшие места в клубах, и все такое… Трудно остановиться, если начал когда-то играть в эти игры. Это понятно.

– Ну и что происходит с ними сегодня?

Пэлфрей потер нос тыльной стороной руки, будто испытывал зуд.

– Сидят на стенах, как мухи.

– Знаю. Но кто они?

Пэлфрей стал говорить уклончиво, словно желая уйти от собственных суждений.

– Люди с Атлантики никогда не доверяли Европе. Для них Европа – Вавилон, покоренный варварами. Америка – вот единственное место на земле. Вашингтон – подлинный Рим, даже если Цезарь потрепан. – Пэлфрей скорчил растерянную гримасу. – Спасители человечества. Вершители судеб мира. Мировые стражи порядка. Замахиваются на историю, и при этом не прочь подзаработать немного шиллингов на стороне. Почему бы нет? Так поступали все. – Еще одна гримаса. – Немного испорчены, и все, не стоит их винить. Уайтхолл мечтает от них избавиться. Все думают, что они еще могут кому-то понадобиться. Общая картина никому не известна, поэтому никто и не знает, что ее как таковой нет. – Он опять потер нос. – Пока они ублажают братишек, не слишком транжирят деньги и не дерутся на публике, они могут позволить себе все что угодно.