Скотт Сиглер - Ночная жажда

Эгги мало что понял. Она по-итальянски с ним говорила, что ли?

На его лице, должно быть, отразилось смятение. Хиллари покачала головой, затем протянула руку и сняла маску Никсона с головы человека со шваброй. Эгги затаил дыхание, ожидая увидеть нечто ужасное, – но перед ним оказался обыкновенный человек. Чернокожий. Он стоял, выкатив от удивления глаза и все еще не выпуская швабру из рук. Его рот раскрылся, а кончик языка коснулся внутренней части нижней губы.

– Он, что, умственно отсталый? – спросил Эгги.

– Он – ouvrier . Он просто выполняет необходимую работу. А теперь хватит болтать и пошли. Иначе мы пропустим самое главное.

Хиллари подтолкнула Эгги вперед. Каждый ее толчок побуждал его к движению, и при каждом прикосновении ее руки он чувствовал странную силу. Они шли быстро. У Эгги возникло ощущение, что она не хочет, чтобы их заметили.

Узкий проход, изгибаясь и закручиваясь, уводил их все дальше и дальше. Вскоре белый цвет уступил место коричневым, черным и серым тонам – более свойственным подземелью. Куда-то в стороны уходили другие туннели. Ни четкой структуры, ни регулярности – просто бесконечный и запутанный лабиринт мрачных коридоров. Сначала они шли по камням и кирпичам. Потом Эгги почувствовал под ногами плотный грунт. Коридор расширился. Хиллари вытолкнула Эгги в один из боковых туннелей. Он послушно последовал туда, но она вдруг крепко схватила его и повернула к себе.

– То, что ты сейчас увидишь, еще никто не видел, – сказала она. – Веди себя тихо и иди туда, куда я тебе скажу. Если наделаешь шуму, тебя разорвут на кусочки. Понял?

Эгги кивнул.

После этого она втолкнула его в такой узкий и тесный проход, что Эгги вынужден был пригнуть голову и пробираться боком. Лицо и грудь быстро покрылись царапинами и грязью. Это было похоже на археологические раскопки: грунт и камень, почерневшие деревянные доски, подгнившие бревна, битое стекло, керамические черепки и куски ржавого металла от инструментов, газовых канистр и труб. Этот туннель, видимо, был прорыт на месте старой свалки.

Из-за крутого подъема Эгги, пройдя всего два десятка шагов, совершенно выбился из сил.

Пока он пробирался вперед, воздух наполнялся каким-то необычным, тяжелым запахом. Это не были духи – скорее запах… животного . Эгги остановился и вдохнул поглубже, но так и не смог разобрать.

Хиллари пихнула его сзади.

– Поторопись. Ты должен это увидеть.

Эгги продолжал карабкаться вперед. Подумать только: он вдруг явственно почувствовал, как напрягается его член! Но разве мог он в такой момент думать о сексе?!

Подъем прекратился, и пол выровнялся. Эгги очутился в крошечной комнате с таким низким потолком, что пришлось опуститься на четвереньки. Пол представлял собой нагромождение металлических решеток, под которыми зияла черная пустота.

Хиллари наклонилась к его уху:

– Мы успели вовремя.

Эгги прошептал в ответ:

– Вовремя для чего?

– Чтобы увидеть, что с тобой произойдет, если ты не выполнишь, что я тебе велю.

Внизу мелькнул крошечный огонек – это была свеча, которую нес облаченный в белое человек. На его лице была маска перекошенного, улыбающегося демона. Эгги заметил, что от пола до решетки, по которой он полз, всего футов восемь, не больше. Он мог бы, протянув руку, даже дотронуться до капюшона человека в маске…

Вошел еще один одетый в белое человек в маске. Потом еще один. И еще…

Свечи постепенно разогнали темноту, и взору Эгги открылась прямоугольная комната размером двадцать на пятнадцать футов. В углу комнаты мелькнул просторный кусок брезента, покрывающий что-то очень крупное, размером со слона.

Число свечей увеличилось. Их приносили люди в белых робах, которые входили через узкую дверь, расположенную посередине одной из боковых стен. Эта дверь, казалось, служила здесь единственным входом и выходом. Эгги увидел, что ранее вошедшие люди в масках уходили; это была непрерывная процессия – одни входили, ставили свои свечи, потом уходили, уступая место другим. В комнате становилось все светлее, мерцающие свечи все ярче освещали брезентовое покрывало.

Один край брезента зашевелился. Оттуда раздался женский стон. К противоположному краю брезента подбежал человек в маске. Он сунул руку внутрь, поднял что-то, затем встал, крепко прижав что-то к груди. Что это за пятно на его белой робе? Кровь? Свежая кровь? Человек в маске вышел из комнаты.

Хиллари схватила Эгги за ухо.

– Тихо! Если они увидят тебя, ты умрешь.

Странный запах усилился. Эгги почувствовал, что у него горят щеки. Член начал напрягаться…

Поток людей в белом не прекращался: они ставили свечи на полки, на стол, на пол, в любом доступном месте. Затем поворачивались и уходили, а на смену им шли другие.

В комнате стало совсем светло.

Заиграла музыка; пронзительная, звонкая, металлическая мелодия. Эгги заметил на противоположном конце комнаты человека, который сидел за белым деревянным столом. К столу подошел другой человек в маске. Он принес канделябр, в котором торчало восемь свечей. Эгги напрягся… Это был не стол, а небольшое фортепиано!

К первому канделябру добавился второй. Теперь света было достаточно, и Эгги смог разглядеть, что у человека, сидящего за фортепиано, была маска Дональда Дака. Маленькое фортепиано оказалось не белым, а скорее бледно-желтым. Краска давно рассохлась и потрескалась, обнажая местами темное дерево.

Эгги крепко вцепился руками в железные прутья. Его член принял почти вертикальное положение, выделяясь на фоне грязных штанов. Он не просто встал – он сделался таким твердым, что иногда Эгги даже чувствовал боль.

Количество свечей увеличилось.

В комнате стало еще светлее.

Эгги замер… Брезент зашевелился.

Он почувствовал возле уха горячее дыхание Хиллари.

– А сейчас приведут жениха.

Ее губы были совсем рядом. Ее дыхание вызывало покалывания в позвоночнике. Он хотел ее, его напрягшийся член явственно намекал ему на это. Но как он мог хотеть эту старую клячу, которая к тому же держала его в плену?

Музыка заиграла громче. Это уже не было фортепиано – звук стал резким, тонким, пронзительным. Эгги вспомнил этот звук. Он слышал его в старом телешоу… Семейка Аддамсов … так играл клавесин. Облаченный в белое Дональд Дак начал раскачиваться взад-вперед, перебирая обшарпанные клавиши.

Еще больше свечей, еще больше света.

Брезентовое покрывало задвигалось. Не только один край, о боже… задвигалось все сразу… Все, что бы это ни было… нет, оно не могло быть живым, не могло , потому что оно слишком большое… как слон. Что это такое, черт побери?

Скрип колес. Через узкую дверь въехала тележка, которую толкал перед собой человек, облаченный в белое. А в тележке сидел связанный…