Скотт Сиглер - Ночная жажда

Подросток с отрезанным языком!

В мерцающем свете по меньшей мере сотни свечей мелькнули окровавленные губы мальчика с белокурыми волосами, его рот, шея, толстовка… Он дрожал, стонал и всхлипывал. Эгги присмотрелся. Неужели?.. У него же стоит… Эгги не поверил собственным глазам! Даже отсюда, сверху, эрекция мальчика была четко различима под его штанами.

Люди в масках собрались возле покрывала, приготовившись, видимо, снять его. Гигантская ткань развевалась, посылая волны того самого запаха , который взбудоражил Эгги. Он усиленно заморгал, ощутив нахлынувшую страсть, прижал лицо между холодными железными прутьями, стараясь совладать с теплом, охватившим все его тело.

– Делай то, что я тебе говорю, – прошептала ему на ухо Хиллари, – иначе тебе самому придется испытать на себе любовь Мамочки.

Воздух наполнили пронзительные звуки клавесина.

Люди в масках сорвали брезент.

Эгги отпрянул назад. В животе у него сдавило, и остатки непереваренной пищи устремились в глотку.

Раздувшаяся масса белой плоти, словно гигантский кусок сала, обтянутый рябой кожей. Это что же?… ноги? Они были такие толстые, что походили на гигантские серо-белые колбасы с крошечными ступнями. А над ногами – круглый, невероятных размеров живот, казавшийся почти прозрачным, который дергался и шевелился при каждом телодвижении…

Если у обладателя этого тела имелись голова и руки, они были скрыты в толстых складках жира…

Существо шевелило ногами, словно новорожденный, совершающий первые движения.

Хиллари предупредила Эгги сидеть тихо и не шуметь. Открыв рот, он вцепился зубами в один из прутьев решетки. Губы ощутили холодный металл. Он почувствовал привкус ржавчины. Его челюсти сжимались все сильнее и сильнее, и вскоре у него треснул один из коренных зубов. Эгги почувствовал, как будто ему в десну вогнали раскаленный гвоздь. Но эта боль помогла ему сосредоточиться – и помешала кричать.

Облаченные в белое люди окружили существо. Эгги понял, что оно лежит на прочном столе… нет, на повозке – с черными автомобильными шинами по углам. Дергающиеся ноги свисали с концов повозки. К ним подошли шестеро в масках – по трое к каждой ноге. Они нагнулись и достали Т-образные стержни, которые вставили в ржавые крепления, установленные на повозке. После этого все шестеро стали тянуть. Между задней частью повозки и стеной втиснулись еще несколько человек и, собравшись с силами, начали толкать.

Повозка медленно покатилась, а старый деревянный пол прогибался и скрипел под страшной тяжестью. Люди в масках медленно повернули повозку, отодвигая ее от стены, пока край, с которого свисали ноги, не уперся в тележку со связанным подростком без языка.

Клавесин заиграл громче.

Облаченные в белое люди в комнате начали раскачиваться в такт с мелодией.

Эгги почувствовал во рту отколовшийся кусок зуба и проглотил его.

Он увидел тело в профиль: это был гигантский слизняк из человеческой плоти. Теперь он заметил руки – по крайней мере, правую. Она представляла собой наслоение жира, на фоне которого трудно было разобрать, где кисть, а где плечо…

– Venez а moi, mon amoureux [54] Идите ко мне, возлюбленные мои ( фр. ). , – проговорил глубокий, звучный голос, в котором явственно слышались эротические нотки.

Голос исходил от груды плоти на повозке…

Эгги переместил взгляд левее, мимо вздутого живота и слоновьей груди. Он разглядел голову и понял, что это и есть Мамочка , на которую Хиллари привела его посмотреть.

Эгги Джеймс застонал.

Хиллари тут же щелкнула его по уху. Больно. Жгучая боль вновь помогла ему сохранить хотя бы некоторое подобие здравомыслия.

Ее голова… О боже праведный, ее голова пребывала в какой-то коробке – из металла, кожи и дерева, – прикрепленной к повозке. У нее было такое патологическое ожирение, что без этого приспособления она могла просто погибнуть от удушья. На испещренной морщинами голове виднелось несколько каштановых прядей волос.

– Venez а moi, mon amoureux , – снова сказала Мамочка.

Ее белую кожу осветил свет сотни свечей. Кожа была не бледной , а именно белой , как у личинки, выкопанной из земли – личинки, которая никогда не знала солнечного тепла…

Казалось, внутри ее раздутого живота что-то светится. Эгги вдруг понял, что может видеть сквоз ь этот живот, через полупрозрачную кожу и сплетение вен, подсвеченных мерцающими огоньками свечей с противоположной стороны.

Он видел, как в этом огромном животе что-то задвигалось. И не одно… Несколько живых комочков…

Зародыши .

Сколько их, с десяток? Два десятка? Некоторые из них дергались, но большинство вообще не двигалось; это были неподвижные черные точки внутри жуткого мясистого шара.

К тележке с подростком подошел один из людей в белом. Он качнул ее, затем подкатил к ногам Мамочки.

Подросток закричал.

– Mon cheri [55] Мой дорогой ( фр. ). , – сказала Мамочка.

К ее ногам скатился ребенок. Эгги почувствовал, как к горлу подступила желчь. Он вынудил себя проглотить ее, иначе она могла выплеснуться вниз. Ребенок не шевелился. Его коричневая кожа резко контрастировала с серовато-белой плотью матери. Человек в маске бросился к повозке, вытащил плод из-под ног размером с могучие деревья.

Крик белокурого подростка сменился на частые стоны и мычания – он просил, умолял о чем-то, но без языка его мольбы превращались в нечленораздельную мешанину. Человек в маске взял тряпку и запихал ее в рот мальчику…

Потом он снял с него штаны и, наклонив тележку, вкатил ее между ног Мамочки.

Эгги почувствовала на своей шее руку Хиллари. Сильную руку, готовую перебить ему позвонки, если он только пикнет. Он хорошо все понял…

– Ты еще ничего не видел, а когда увидишь, держи свой гребаный рот на замке…

– А теперь, – прошипела Хиллари, – Мари Латрейль возьмет себе мужа.

Облаченные в белое люди завыли еще громче, а клавесин заиграл быстрее.

Голова Мамочки затряслась в коробке.

– Mon cheri , – проговорила она.

Ее короткие ноги вытянулись, обхватили тележку и притянули мальчика. Его со всех сторон обволокло жиром; казалось, что он оказался по пояс в свернувшемся молоке…

Мальчик с вырезанным языком задергался, но он был крепко привязан к тележке… Все его усилия были тщетны.

– Mon cheri! Mon cheri!

Рука Хиллари сдавила шею Эгги. Она наклонилась, с силой толкнув его вперед. Эгги откинулся назад, машинально ухватившись за ее платье.

Хиллари ослабила хватку, но до конца не отпустила.

– Сегодня вечером к ней явится король, – прошептала она. – Мы будем спасены.

Ноги Мамочки дергались много раз, подтягивая мальчика. Жуткая масса жира покачивалась.