Стиг Ларссон - Девушка, которая застряла в паутине

Потом Микаэль даже толком не мог объяснить, как он понял. Вероятно, что-то в лице Ребекки Свенссон — что-то одновременно знакомое и незнакомое, — возможно, именно из-за полной гармонии в его чертах напоминало о своей полной противоположности и, в сочетании с другими предчувствиями и подозрениями, возникшими у Микаэля в процессе работы над статьей, подсказало ему ответ. Правда, до конца уверен он по-прежнему не был. Но уже не сомневался в том, что творится что-то очень нечистое.

Мужчина у перекрестка, теперь неторопливо двинувшийся дальше со своей картой и коричневой сумкой, несомненно, являлся тем же персонажем, которого он видел на камере наблюдения в Сальтшёбадене, а такое совпадение казалось слишком неправдоподобным и явно должно было что-то означать, поэтому Микаэль на несколько секунд замер на месте и задумался. Затем он повернулся к женщине, называвшей себя Ребеккой Свенссон, и максимально уверенным тоном сказал:

— Ваш друг уходит.

— Мой друг? — с откровенным удивлением переспросила она. — Что вы имеете в виду?

— Вон тот человек, — уточнил Микаэль, показывая на худую спину мужчины, который немного раскачивающейся походкой уходил по Тавастгатан.

— Вы шутите? Я в Стокгольме никого не знаю.

— Что вам от меня надо?

— Я хотела только познакомиться с вами, Микаэль, — ответила она, опустив руку на блузку, словно желая расстегнуть пуговицу.

— Прекратите! — резко возразил он, уже собираясь сказать все, что думает, когда она посмотрела на него так беззащитно и жалобно, что он совершенно сбился и на мгновение подумал, что все-таки ошибся.

— Вы на меня сердитесь? — обиженно спросила женщина.

— Нет, но…

— Что?

— Я вам не доверяю, — произнес он жестче, чем собирался.

— Похоже, вы сегодня несколько не в себе, Микаэль? Лучше встретимся как-нибудь в другой раз, — сказала Ребекка с грустной улыбкой.

Она поцеловала его в щеку, так деликатно и быстро, что он не успел ей помешать. Потом, кокетливо помахав ему пальцами, двинулась вверх по холму на своих высоких каблуках, с такой изощренной самоуверенностью, будто ничто в мире ее не волновало. На мгновение Блумквист задумался, не следует ли остановить ее и подвергнуть своего рода допросу, но не понимал, как это сможет привести к чему-нибудь конструктивному. Вместо этого он решил пойти следом.

Микаэль понимал, что это безумие, но не видел другого выхода. Дав ей скрыться за вершиной холма, он двинулся за ней. Быстрым шагом дошел до перекрестка, в полной уверенности, что уйти далеко она не могла. Однако наверху Блумквист убедился, что ее и след простыл — и ее, и мужчины. Они словно сквозь землю провалились. Улица была совершенно пуста, если не считать парковавшегося чуть подальше черного «БМВ» да парня с козлиной бородкой и в старомодной дубленке, шедшего ему навстречу по другой стороне улицы.

Куда же они подевались? Тут нет никаких боковых улиц, куда можно ускользнуть, никаких незаметных переулков. Может, они зашли в какой-нибудь подъезд? Микаэль спустился к Торкель-Кнутссонсгатан, всматриваясь направо и налево, но ничего не увидел. Прошел мимо того, что когда-то было «Котелком Самира» — их бывшим излюбленным заведением, а теперь стало ливанским кафе «Таббоули» и, конечно, могло использоваться в качестве убежища. Впрочем, Блумквист не понимал, как она смогла бы успеть дотуда добраться. Он ведь шел за нею по пятам… Где же она, черт возьми? Может, они с мужчиной стоят где-то и наблюдают за ним? Микаэль дважды оборачивался, подозревая, что они могут возникнуть у него за спиной, и еще раз вздрогнул от леденящего ощущения, что кто-то смотрит на него в оптический прицел. Но тревога была ложной — по крайней мере, насколько он мог понять.

Мужчины и женщины нигде видно не было, и когда Микаэль, наконец, сдался и побрел домой, ему казалось, будто он избежал большой опасности. Он не имел представления, насколько это ощущение соответствовало действительности. Но сердце у него колотилось, а в горле пересохло. Обычно Блумквист не очень-то легко пугался. Но сейчас его перепугала почти пустая улица. Этого он не понимал. Микаэль лишь точно знал, с кем ему необходимо поговорить. Надо связаться с Хольгером Пальмгреном, бывшим опекуном Лисбет.

Но сперва ему следовало выполнить свой гражданский долг. Если увиденный им мужчина действительно был тем же человеком, что и на камере наблюдения Франса Бальдера, и имелся хотя бы минимальный шанс его найти, необходимо поставить в известность полицию, поэтому Микаэль позвонил Яну Бублански. Убедить комиссара оказалось не так-то легко, но прежде всего Микаэлю было не так-то просто убедить самого себя. Однако, несмотря на многочисленные уклонения от истины в последнее время, у него, видимо, сохранился старый кредит доверия. Бублански пообещал выслать наряд.

— Что ему понадобилось в твоих кварталах?

— Не знаю, но подозреваю, что поискать его будет не лишним.

— По-прежнему чертовски неприятно, что Август Бальдер находится неизвестно где, — добавил Бублански с некоторым укором в голосе.

— По-прежнему чертовски неприятно, что у вас произошла утечка, — ответил Микаэль.

— Могу сообщить тебе, что нашу утечку мы идентифицировали.

— Неужели? Это же замечательно!

— Боюсь, что не так замечательно. Мы полагаем, что могло иметься несколько утечек, из которых все относительно безобидны, за исключением, возможно, самой последней.

— Тогда вам надо постараться найти ее.

— Мы делаем все, что можем. Но мы начинаем подозревать…

— Что?

— Ничего…

— Ладно, ты не обязан рассказывать.

— Мы живем в безумном мире, Микаэль.

— Правда?

— В мире, где безумное считается нормальным.

— В этом ты, пожалуй, прав. До свидания, комиссар.

— До свидания, Микаэль. Только не делай больше глупостей.

— Я постараюсь, — ответил он.

Микаэль пересек Рингвэген и спустился в метро. Он поехал по красной линии в сторону станции «Норсборг» и вышел в районе Лильехольмен, где уже около года в маленькой современной квартире без порогов жил Хольгер Пальмгрен. Услышав в телефоне голос Блумквиста, он явно испугался. Но как только Микаэль заверил, что с Лисбет всё в порядке — надеясь, что в этом отношении не грешит против истины, — журналист сразу почувствовал, что ему рады гораздо больше.

Вышедший на пенсию адвокат Хольгер Пальмгрен на протяжении многих лет являлся опекуном Лисбет, с тех самых пор, когда она тринадцатилетней девочкой находилась взаперти в психиатрической клинике Святого Стефана в Упсале. К настоящему моменту Хольгер перенес два или три инсульта, был старым и несчастным человеком и уже какое-то время передвигался лишь с помощью ходунков, а иногда почти не мог передвигаться даже с ними. Левая сторона его лица отвисла, а левая рука почти не двигалась. Но мозг его был ясным, а память — исключительной, если речь шла о давних событиях, и особенно если дело касалось Лисбет Саландер. Никто не знал ее так, как он.