Мария Семенова - Окольцованные злом

Народу в заведении было достаточно. Сновали между столами халдеи, на сцене уже лабали, однако было пока что не до танцев, — интуристы с увлечением ужинали. Хрустели жареной осетринкой, ели блинчики с черной икрой, наваливались на буженину, поросенка с гречневой кашей жрали и умилялись: а ведь и в самом деле хорошо в стране советской жить!

«Шелупонь». Окинув взглядом жующую толпу, Башурова оценивающе прищурилась и, улыбаясь, привычно двинулась проходом в глубину зала. Неизвестно откуда вывернулся мэтр Владимир Андреевич — бухарик, взяточник, по морде видно, что стукло комитетское, — изящно склонил плешивый пробор:

— Выглядишь, Ксюша, очаровательно. Вон там, в углу.

— Спасибо, Вовчик. — Сверкнув бриллиантами в ушах, она повернула голову и невольно вздрогнула: за столом сидел в одиночестве здоровенный черный болт. Запивая мясо холодненьким каберне, он с аппетитом поедал свиную бастурму.

— Приятного аппетита. — Мэтр как-то странно посмотрел на негра и, отодвинув стул, оглянулся на Башурову: — Прошу вас, сейчас пришлю официанта.

— Спасибо. — Ксения уселась и, скользнув глазами по меню, улыбнулась сотрапезнику: — Извините, вы случайно салат из крабов не заказывали? Съедобный?

— Очень вкусный. — Кожа у негра была цвета переспевшей сливы, лилово-фиолетовая, а по-русски он изъяснялся вполне сносно, густым басом. — Вы во всем так осторожны?

— Как говорил Омар Хайям, не ешь что попало и не люби кого попало. — Башурова многозначительно посмотрела на гостя из дружественной страны и скомандовала подскочившему халдею: — Салат, крылышко цыпленка и маслины, только чтобы непременно были черные испанские. И томатного сока отожмите в большой фужер.

— Будет сделано. — Официант удалился, а негр, потягивая свое каберне, посмотрел на Ксению заинтересованно: — Вы активистка общества трезвости?

Он явно прибыл из той части Африки, где строить коммунизм не собирались, — костюм на нем был дорогой, сверкали алмазами запонки, в перстне багровыми сполохами сияли рубины.

— Отчего же? — Башурова отпила маленький глоток томатного сока и, изящно промокнув губы салфеткой, занялась салатом. — Был бы повод достойный.

— Тогда давайте за знакомство. — Негр явно обрадовался и осторожно налил каберне в чистый бокал. — Отличное вино, рекомендую, говорят, нейтрализует радиацию. Меня зовут Алсений.

— Звучит необычно. А мое имя Тамара. — Прищурившись, Башурова покрутила в руке бокал с кровавой кислятиной, посмотрела на свет, пригубила. — Красивый оттенок. Вы, Алсений, танцуете?

Тем временем весьма кстати лабухи заиграли что-то медленное.

— О, конечно, — с готовностью поднявшись на ноги, негр принялся выдвигать из-под дамы стул, — с удовольствием.

Плавно закружилась Ксения со своим черным партнером в белом танце, нежно прижимаясь к нему то высокой грудью, то волнующе упругим бедром, и вывороченные губы Алсения ласково коснулись ее уха:

— Ах, Тамара, вы восхитительны.

С фронта врубился черножопый, в цвет попал: нынче в натуре была она не чеканка какая-нибудь шелудивая, а чамовитая изенбровая бикса, слегка путанящая на пользу отечества: маникюр, педикюр, эпиляж, макияж, частокол доведен до нужных кондиций, даже волосня на лоханке особым образом подстрижена и надушена. Не сразу, конечно, удалось так высоко взлететь, всякого дерьма нахлебалась вволю.

Года два назад все бановые биксы на Московском вокзале попали под облаву. Пашку откомандировали на сто первую версту — кукурузу разводить, а Крысу отмазал субчик один, с тем чтобы фарт свой та отработала передком. Вскоре он отпулил ее в счет замазки центровому халдею Абрашке, успешно совмещавшему профессию шестерки со статусом валютного шмаровоза. Нахватавшись верхов, стала Крыса потихоньку путанить, однако, как говаривали древние, все в этом мире течет, все изменяется. На шмаровоза наехали менты, и он отчалил в места не столь отдаленные, а Ксюха доблестно влипла в дерьмо покруче: свой недремлющий глаз на нее положили чекисты.

Когда однажды коленно-локтевым манером ублажала она заморского гостя, внезапно щелкнул замок и в номер пожаловала делегация — два хобота с хмарой.

— О, майн готт! — Фирмач поперхнулся, сразу утратив потенцию, и со страху едва не накрылся копытами. Однако по нему лишь скользнули косым взглядом, в оборот взяли Крысу. Навели с ходу шмон, надыбали две сотни баксов — вот лимонка позорная, не успела слиться! — и, выведя из позиции прачки, повезли на черной «Волге» в дивное серое здание. Говорят, такое высокое, что из подвалов его видна Колыма.

«Писец приканал, затрюмуют за грины». Крыса приготовилась к самому худшему, даже пустила скупую девичью слезу, однако вышло все наоборот. Привели ее в кабинет совсем не страшный: фикус разлапистый в бадье, вождь бородатый в рамке со стены смотрит. Выслав хаверов за дверь, тетка усадила Ксюху перед собой, мол, тащишь ли, лакшовка, куда попала? А чтобы та надолго в распятие не впадала, представилась:

— Майор Снобкова, помощник начальника пятого отдела УКГБ СССР по Ленинградской области.

Назвалась и тут же стала Крысе перспективы рисовать: про статью злую, восемьдесят восьмую, валютную, про самый гуманный в мире советский венец да про зону женскую, с кабанами, скрипками да продолговатыми, туго теплой кашей набитыми мешочками. Одним словом, довела до расстройства бедную девушку, а когда та пустила слезу вдоль бедра, ласково так намекнула, что у матери-родины сердце доброе и зла на раскаявшихся она не держит. Только надо сильно-сильно полюбить эту счастливую землю, имя которой Страна Советов, и, крепко уперевшись рогом, высокое доверие оправдать.

Крыса, не будучи пробкой, вписалась в тему с легкостью:

— Для любимой отчизны отдам сокровенное!

Не глядя подмахнула заручную, окрестилась кликухой Петрова и, проводив заявившихся от переживаний «гостей», отправилась служить державе.

Работа предстояла непростая, деликатная: трахаться с кем прикажут, зато в свободное время снимай для личной пользы кого угодно, слова плохого не услышишь. Конкуренции нет и в помине, официанты стелются травой, спецура вообще в твою сторону не смотрит, понимают, гады красноперые, что человек ты теперь государственный, а на кого конкретно пашешь в данный момент, на себя или на державу, это уже не их собачье дело. Словом, служа родине лоханкой, политику партии одобряла Крыса всем сердцем, и в душе ее царила гармония.

Между тем лабухи иссякли, и негр, припав сизыми максами к руке Ксении, потянул ее назад к столу. За разговорами выпили бутылку игристого, черт знает почему названного советским шампанским, съели калорийнейшее ленинградское мороженое, и как-то само собой получилось, что к себе в номер Алсений отправился в обществе Ксении.