Стивен Кинг - Возрождение

— Совпадение и везение — так маловеры называют Божью волю, Клер.

Она вспыхнула и уставилась на свои кроссовки. Тем временем Кон что-то царапал в своем блокноте. Он поднял его вверх.

“БУДЕТ БОЛЬНО?”

— Не думаю, — сказал Джейкобс. — Ток очень слабый. Совсем крошечный заряд. Я испробовал его на своей руке — надел как манжету от тонометра — и почувствовал покалывание, как когда затекшая рука или нога начинает отходить. Если все-таки будет больно, подними руки, и я сразу же выключу. Сейчас я надену прибор на тебя. Он будет сидеть плотно, но не туго. Ты сможешь дышать свободно. Застежки нейлоновые. Металл в таких штуках использовать нельзя.

Джейкобс надел ремень Кону на шею. Он был похож на толстый зимний шарф. Глаза у Кона расширились от страха, но когда Джейкобс спросил, готов ли он, мой брат кивнул. Клер сжала мою руку. Пальцы у нее были холодные. Я ждал, что Джейкобс прочтет молитву об успехе лечения. В каком-то смысле, пожалуй, он это и сделал. Наклонился к Кону, заглянул ему в глаза и сказал:

— Ожидай чуда.

Кон кивнул. Я увидел, как приподнялась и опала ткань ремня на его горле, когда он с усилием сглотнул.

— Ну хорошо. Начнем.

Когда преподобный Джейкобс передвинул выключатель, я услышал слабое гудение. Голова Кона качнулась. У него дернулся уголок рта, потом второй. Он быстро зашевелил пальцами, и руки непроизвольно вздрогнули.

— Больно? — спросил Джейкобс. Его указательный палец завис над выключателем, готовый отрубить ток. — Если больно — протяни руки вперед.

Кон покачал головой. Потом, голосом, который словно бы пробивался через полный рот гравия, сказал:

— Не… больно. Тепло.

Мы с Клер обменялись потрясенными взглядами, почти телепатически передавая друг другу мысль: «Мне не послышалось?». Она сжимала мою руку уже до боли, но мне было все равно. Когда мы повернулись к Джейкобсу, он улыбался.

— Не пытайся говорить. Еще рано. Я выключу пояс через две минуты по моим часам. Если тебе не станет больно. А если станет — вытяни руки, и я выключу сразу же.

Кон не вытянул рук, хотя продолжал перебирать пальцами, словно играл на невидимом пианино. Несколько раз его верхняя губа приподнялась, обнажив зубы, а глаза время от времени принимались моргать. Один раз, все тем же скрипучим «гравийным» голосом, он сказал:

— Я… снова… могу говорить!

— Тс-с-с! — строго остановил его Джейкобс. Он по-прежнему держал указательный палец над выключателем и следил за секундной стрелкой часов. Казалось, прошла вечность, прежде чем он передвинул ползунок, и тихое гудение прекратилось. Он расстегнул ремень и снял его с Кона через голову. Тот сразу схватился руками за шею. Кожа на ней слегка покраснела, но вряд ли дело было в электричестве. Скорее просто следы от ремня.

— Кон, а теперь скажи: «Моя блоха купила петуха». Но если заболит горло, сразу же остановись.

— Моя блоха, — сказал Кон своим странным царапающим слух голосом, — купила петуха.

И добавил:

— Мне надо сплюнуть.

— У тебя болит горло?

— Нет, просто надо сплюнуть.

Клер открыла дверь сарая. Кон высунулся наружу, прочистил горло с неприятно металлическим звуком, похожим на скрип ржавых петель, и выхаркнул ком размером с дверную ручку, как мне показалось. Он снова повернулся к нам, растирая горло рукой.

— Моя блоха…

Голос у него по-прежнему не был похож на Кона, которого я знал, но слова звучали отчетливее и как-то более по-человечески. Слезы выступили у него на глазах и покатились по щекам.

— …купила петуха.

— На сегодня хватит, — сказал Джейкобс. — Мы зайдем в дом, и ты выпьешь стакан воды. Большой стакан. Тебе надо много пить. Сегодня и завтра. Пока голос снова не зазвучит нормально. Хорошо?

— Да.

— Когда придешь домой, можешь поздороваться с родителями. Но потом отправляйся прямиком в свою комнату, встань на колени и поблагодари Бога за то, что он вернул тебе голос. Хорошо?

Кон яростно закивал. Он плакал все сильнее, и не он один. Мы с Клер тоже заливались слезами. Только у преподобного Джейкобса глаза были сухие. Наверно, он был слишком потрясен, чтобы заплакать.

Не удивилась только Пэтси. Когда мы вошли в дом, она только сжала плечо Кона и сказала будничным тоном:

— Вот и умница.

Морри обнял моего брата, а Кон так стиснул его в ответ, что у малыша выпучились глаза. Пэтси налила в стакан воды из-под крана, и Кон выпил все до дна. Когда он благодарил ее, его голос звучал почти как раньше.

— Не за что, Кон. Морри давно пора спать, а вам уже время идти домой.

Взяв Морри за руку и направившись с ним к лестнице, она добавила, не оборачиваясь:

— Наверно, ваши родители очень обрадуются.

Это было преуменьшение столетия.

Родители молча сидели в гостинойи смотрели сериал «Вирджинец». Несмотря на всю мою радость и возбуждение, я почувствовал, что холодок между ними никуда не делся. Наверху, как обычно, топтались и переругивались Энди с Терри. Вязавшая плед мама наклонилась к корзинке с пряжей, чтобы распутать нитку, когда Кон сказал:

— Привет, мам. Привет, пап.

Отец воззрился на него, открыв рот. Мама замерла с одной рукой в корзинке, а другой придерживая спицы. Она медленно подняла голову.

— Что?… – пробормотала она.

— Привет, — повторил Кон.

Мама вскрикнула. Она пулей вылетела из кресла, сбив по пути корзинку с пряжей, подбежала к Кону и схватила его за плечи. Обычно она так делала, когда хотела встряхнуть кого-нибудь из малышей за какую-то провинность. В тот вечер никто никого не тряс. Обливаясь слезами, мама крепко обняла Кона. Я слышал, как по лестнице со второго этажа несутся Энди и Терри. Хотели узнать, что стряслось.

— Скажи еще что-нибудь, — воскликнула мама. — Скажи еще что-нибудь, а то я подумаю, что мне померещилось!

— Ему нельзя… — начала было Клер, но Кон ее прервал. Ведь теперь он мог это сделать.

— Я люблю тебя, мама, — сказал он. — Я люблю тебя, папа.

Отец взял Кона за плечи и присмотрелся к его горлу, но смотреть было особо не на что: красная отметина исчезла.

— Слава Богу, — сказал он. — Слава Богу, сынок.

Мы с Клер переглянулись, и опять слова нам не понадобились: преподобный Джейкобс тоже заслужил благодарность.

Мы объяснили, что Кону пока нужно поберечь горло, а когда сказали про воду, Энди пошел на кухню и вернулся с папиной шуточной кофейной кружищей с канадским флагом и надписью «1 имперский галлон кофеина». Пока Кон пил, мы с Клер наперебой рассказали о наших приключениях. Пару раз в историю вклинивался Кон. Он рассказал про покалывания, которые почувствовал, когда преподобный включил ремень. И каждый раз Клер отчитывала Кона за разговоры.

— Поверить не могу, — снова и снова повторяла мама. Она не могла отвести от Кона взгляд. Несколько раз она его хватала и крепко обнимала, словно боясь, что тот отрастит ангельские крылья и улетит.