Стивен Кинг - Возрождение

В 1976-м у моей мамы, все еще относительно молодой женщины, диагностировали рак яичников. Я тогда учился в университете Мэна, но во втором семестре второго курса взял академический отпуск, чтобы оставаться с ней до конца. Хотя все дети Мортонов уже выросли (Кон так вообще улетел за горизонт на Гавайи, где он исследовал пульсары в обсерватории Мауна-Кеа), мы все приехали побыть с мамой и поддержать убитого горем отца, от которого в таком состоянии пользы было немного: он либо бесцельно бродил по дому, либо подолгу гулял в лесу.

Мама захотела провести свои последние дни дома, и мы по очереди кормили ее, давали лекарства или просто сидели с ней. К тому времени от мамы остались кожа да кости, а из-за болей она все время пребывала под действием морфия. Вообще морфий – забавная штука. Он обрушивает стену — ту знаменитую скрытность янки, — которая иначе оставалась бы непроницаемой. Однажды февральским днем, где-то за неделю до смерти мамы, я дежурил у ее постели. За окнами бушевала вьюга, и стоял жуткий холод. Северный ветер сотрясал дом и завывал под свесами крыши, но внутри было тепло. Даже жарко. Как вы помните, мой отец торговал топливом, и после того страшного года в середине шестидесятых, когда ему грозило разорение, он не просто преуспел, но даже, можно сказать, разбогател.

— Откинь одеяла, Терренс, — попросила мама. – Зачем мне так много? Я вся горю.

— Я Джейми, мам. Терри в гараже с папой. – Я откинул единственное одеяло, обнажив жутковато-веселенькую розовую ночнушку, в которой, казалось, никого не было. Волосы у мамы (поседевшие еще до рака) почти все выпали; губы отошли от зубов, от чего те казались слишком большими, чуть ли не лошадиными; только ее глаза оставались прежними. Молодые глаза, в которых стоял скорбный вопрос: «Что со мной происходит?»

— Джейми, Джейми, я так и сказала. Можно мне таблетку? Сегодня что-то совсем плохо. Мне никогда еще не было так больно.

— Через пятнадцать минут, мам. — Вообще-то до следующей дозы было еще два часа, но теперь-то какая уже разница? Клер как-то предложила дать ей все и сразу, чем потрясла Энди, который, в отличие от остальных, остался верным своему строгому религиозному воспитанию.

«Ты что, хочешь отправить ее в ад?» – спросил тогда он.

«Она не попадет в ад, если таблетки ей дадим мы, — резонно, на мой взгляд, ответила Клер. — Ведь она ни о чем не догадается». А потом Клер воспользовалась одной из любимых маминых присказок, чем едва не разбила мне сердце: «Она уже не знает, пешком она или верхом».

«Ты этого не сделаешь», — сказал Энди.

«Нет, — вздохнула Клер. Ей тогда было уже под тридцать, и она была красива как никогда. Может, потому, что наконец-то нашла свою любовь? Если да, то какая это горькая ирония. – У меня духу не хватит. У меня лишь хватает духу смотреть, как она страдает».

«На небесах ее страдания развеются, как туман», — сказал Энди, поставив точку. По крайней мере, для себя.

Выл ветер, старыестекла единственного окна в спальне ходили в раме ходуном, и мама сказала:

— Я стала такая тощая, просто ужас. Когда-то была красавицей-невестой, все так говорили, но теперь Лора Макензи такая тощая.

Уголки ее губ опустились в клоунской гримасе горя и боли.

Я должен был пробыть в комнате еще три часа, прежде чем Терри меня сменит. Рано или поздно мама должна была заснуть, но сейчас не спала. Ее организм сжирал себя, а я всячески пытался ее от этого отвлечь. И ведь мог заговорить о чем угодно — но так случилось, что речь зашла о Чарльзе Джейкобсе. Я спросил, знает ли она, куда Джейкобс отправился после того, как покинул Харлоу.

— Жуткое было время, — сказала она. – То, что случилось с его женой и сыном, ужасно.

— Да, — сказал я. — Знаю.

Умирающая мать взглянула на меня с холодным презрением.

— Нет, не знаешь. Тебе не понять. Никто не был виноват, вот в чем ужас. И уж точно не Джордж Бартон. С ним просто случился приступ.

И она рассказала мне то, что я уже рассказал вам. Сама она слышала это из уст Адели Паркер, которая говорила, что никогда не сможет выбросить из головы образ умирающей женщины.

— А чего никогда не забуду я, — сказала мама, — так это того, как он кричал у Пибоди. Я и понятия не имела, что мужчина может издавать такие звуки.

Мама узнала обо всемот Дорин Девитт, жены Фернальда. У той хватило ума сначала позвонить Лоре Мортон.

— Ты должна ему рассказать, — заявила она.

Эта перспектива привела маму в ужас.

— Нет! Я не могу!

— Придется, — терпеливо сказала Дорин. — Такие новости не сообщают по телефону, а ты — его ближайшая соседка, не считая этого старого пугала, Майры Харрингтон.

— Я набралась храбрости, но пришлось вернуться от дверей: у меня схватило живот, и я помчалась в сортир, — рассказывала моя мать, чью сдержанность от морфина как рукой сняло.

Она спустилась с нашего холма, перешла Девятое шоссе и направилась к пасторскому домику. Хоть она этого и не сказала, но думаю, это был самый долгий путь в ее жизни. Она постучала в дверь, но Джейкобс открыл не сразу, хотя слышно было, как в доме играет радио.

— Да и как бы он меня услышал? — спросила она у потолка. — В первый раз я едва коснулась двери костяшками.

Она постучала еще раз, сильнее. Он открыл дверь и взглянул на нее через сетчатый экран. В руке он держал большую книгу, и даже столько лет спустя она помнила, какую: «Протоны и нейтроны. Тайный мир электричества».

— Здравствуйте, Лора, — сказал он. — С вами все в порядке? Вы такая бледная. Заходите, заходите!

Она вошла. Он спросил, что случилось.

— Произошла страшная авария, — ответила она.

Он встревожился еще больше.

— Дик или кто-то из детей? Хотите, чтобы я поехал с вами? Присядьте, Лора, вы на грани обморока.

— С моими все в порядке, — сказала она. — Чарльз… Это Пэтси. И Морри.

Он аккуратно положил большую книгу на столик в коридоре. Наверное, тогда она и заметила заглавие, и меня не удивляет, что оно ей запомнилось. В такие моменты человек видит все и все запоминает. Я знаю это из собственного опыта. А лучше бы не знать.

— Они сильно пострадали? — И, не успела она ответить: — Их отвезли в Сент-Стиви? Конечно, это же ближайшая больница. Мы можем взять вашу машину?

Больница Сент-Стивен находилась в Касл-Роке, но, конечно, их отвезли не туда.

— Чарльз, приготовьтесь к страшному удару.

Он взял ее за плечи — мягко, сказала она. Не больно. Но когда наклонился, чтобы взглянуть ей в лицо, его глаза сверкали.

— Что случилось? Лора, они сильно пострадали?

Моя мать заплакала.

— Они погибли, Чарльз. Мне очень жаль.

Он отпустил ее и уронил руки.

— Да нет же, — сказал он тоном человека, говорящего об общеизвестном факте.