Стивен Кинг - Возрождение

— Ты что-нибудь говорил? – спросил я, а в голове у меня вертелось: «Что-то случилось. Что-то, что-то, что-то».

— Нет. Но…

— Что «но»?

Хью покачал головой, вспоминая.

— Я снял штаны, потом снова обулся. Я просто стоял в углу в трусах и кроссовках. Бред какой-то, да?

— Muy loco, — согласился я. – И долго тебя беспокоили такие провалы?

— За вторую неделю была всего парочка. К началу третьей недели они прекратились. Но был еще один побочный эффект, который длился дольше. Иногда у меня с глазами начинало твориться что-то странное. Не знаю, как толком описать эти явления. Я их назвал призматикой. За следующие пять лет они у меня случались где-то десяток раз. Потом – как отрезало.

Мы подошли к студии. Там нас поджидал Муки в своей бейсболке «Бронкос», повернутой козырьком назад. Ни дать ни взять старейший в мире скейтер.

— Группа уже внутри. Репетирует. – Он понизил голос:

— Чуваки, такой херни я давно не слышал.

— Передай им, что мы начнем чуть позже, — сказал я. – Время мы им возместим.

Муки перевел взгляд с Хью на меня, потом обратно на Хью в попытке понять, грядет ли буря.

— Ребят, сегодня ведь никого не уволят, правда?

— Не уволят, если впредь будешь выключать пульт, — сказал Хью. – А теперь дуй в студию, дай взрослым поговорить.

Муки отсалютовал и ушел.

Хью повернулся ко мне.

— Призматика была гораздо удивительнее отключек. Даже не знаю, как ее описать. Как говорится, лучше один раз увидеть.

— А ты попробуй.

— Я всегда знал заранее, когда начнется приступ. Вот идет себе день своим чередом, все как обычно, и вдруг у меня вроде как обостряется зрение.

— Как слух после излечения?

Он покачал головой.

— Нет, со слухом все по-настоящему: у меня он и сейчас острее, чем до Преповой терапии, и я знаю, что тесты это подтвердят, хоть я ни разу ими не заморачивался. А вот со зрением… знаешь, как эпилептики предсказывают приступ по покалываниям в запястьях или по фантомному запаху?

— Ты о предвестниках.

— Точно. Так вот обострение зрения было этим самым предвестником. Дальше были… цвета.

— Цвета.

— Контуры предметов окрашивались красным, синим и зеленым. Цвета переливались друг в друга. Я словно смотрел на мир через призму, которая дробила предметы на кусочки, одновременно увеличивая их. – Хью с досадой похлопал себя по лбу. – Точнее описать не могу. И за те тридцать-сорок секунд приступа я будто пронзал взглядом наш мир и видел, что там, дальше, есть еще один. Более реальный.

Хью серьезно посмотрел на меня.

— Такая вот призматика. До сегодняшнего дня я никому о ней не рассказывал. Она пугала меня до чертиков.

— Даже Препу?

— Рассказал бы, но к тому времени мы уже расстались. Вместо слезных прощаний он оставил мне записку, что, мол, у него появилась возможность заработать в Джоплине. Первый приступ случился у меня уже в Недерленде, через полгода после излечения. Призматика… есть в ней какая-то неописуемая красота, но надеюсь, что она ко мне больше не вернется. Если за нашим миром и правда есть еще один, я не хочу его видеть. А если он только у меня в голове, то пусть там и остается.

Вышел Муки.

— Они там уже разогрелись, Джейми. Могу поработать за пультом, если хочешь. Уж точно не напортачу, потому что по сравнению с этими гавриками «Мертвые молочники» — чистые «Битлз».

Может, и так, но ребята заплатили за сессию наличными.

— Не нужно. Я сейчас приду. Скажи им, через пару минут.

Муки скрылся.

— Итак, — сказал Хью. – Мою историю ты услышал. Теперь твоя очередь.

— Сегодня вечером около девяти у меня будет свободный часок. Я зайду в большой дом и все тебе расскажу. Много времени это не займет. Со мной случилось все то же самое: лечение, исцеление, побочные эффекты, которые со временем исчезли. – Не совсем так, но мне пора было на запись.

— И никакой призматики?

— Не-а. Всякое другое. Синдром Туретта без ругани, например.

О снах с участием моих мертвых родственников я пока решил помалкивать. Может, то были мои собственные видения из другого мира, о котором рассказывал Хью.

— Нам надо поехать на него взглянуть, — сказал Хью, схватив меня за руку. – Правда надо.

— Наверное, ты прав.

— Но никакого обеда в честь долгожданной встречи, ладно? Я даже не хочу с ним разговаривать, только понаблюдать.

— Хорошо, — сказал я, посмотрев на его руку. – А теперь отпусти меня, пока синяка не оставил. Мне работать надо.

Он отпустил. Я пошел в студию на запись местной панк-группы, весь косушно-булавочный репертуар которой «Рамонес» переиграли еще в 70-х, причем гораздо лучше. Обернувшись, я увидел, что Хью по-прежнему стоит у входа и смотрит на горы.

«Мир за гранью мира», — подумал я. Затем выкинул эту мысль из головы и принялся за работу.

Только год спустя я наконец сдался и приобрел ноутбук, но в Первой и Второй студиях компьютеров хватало — к 2008 году мы почти все записывали с помощью маковского софта. Так что во время своего перерыва, около пяти часов, я погуглил Ч. Дэнни Джейкобса и получил тысячи результатов. Очевидно, я многое пропустил с тех пор, как «Ч. Дэнни» впервые появился на национальной сцене десять лет назад, но я себя не винил. Телевизор я смотрю редко, из всей поп-культуры интересуюсь исключительно музыкой, в церковь не хожу уже много лет. Неудивительно, что я ничего не знал о священнике, которого Википедия называла «Оралом Робертсом 21 века».

У него не было своей мега-церкви, но его еженедельный «Час целительной евангельской силы» транслировался от побережья до побережья на кабельных каналах, где плата за эфирное время была невысока, а приток пожертвований, по всей видимости, не разочаровывал. Передачи записывались на его Религиозных бдениях в шатрах, с которыми он объездил всю страну (кроме Восточного побережья, где люди чуть менее доверчивы). На снимках, сделанных на протяжении этих лет, я видел, как Джейкобс стареет и седеет, но взгляд его не менялся: все тот же фанатизм и боль.

За неделю до того,как мы с Хью отправились посмотреть на Джейкобса в естественной среде обитания, я позвонил Джорджии Донлин и попросил номер телефона ее дочери, которая изучала компьютеры в университете Колорадо. Звали ее Брианна.

Наш разговор с Бри получился исключительно интересным.

Ярмарка округа Норрис находиласьв семидесяти милях от Недерленда, так что времени на разговоры у нас с Хью было полно. Но мы не произнесли почти ни слова, пока не оказались восточнее Денвера; просто сидели и смотрели на пейзажи. Если не считать вечного смога над Арвадой, день был по-летнему прекрасным.

Потом Хью выключил радио — KXKL один за другим крутила старые хиты — и спросил: