Дэниел Силва - Англичанка

Сойдя с самолета, Габриель встал в конец очереди на паспортный контроль. Офицер — бородатый сикх в васильковом тюрбане — проверил его паспорт с должным скептицизмом, а после, с силой поставив штамп, поприветствовал на земле Великобритании. Убрав паспорт в карман пальто, Габриель проследовал в зал прибытия, где его ожидал агент МИ-5 Найджел Уайткомб. (Он стоял один посреди толпы, сжимая в руках мятую табличку с надписью: «Г-Н БЕЙКЕР».) Уайткомб был правой рукой Грэма Сеймура и выполнял для него конфиденциальные поручения. С виду возмужалый, лет за тридцать, выглядел он тем не менее как подросток: румяные щеки без следа щетины. Пожимая руку Габриелю, Уайткомб бегло улыбнулся невинной улыбкой церковного служки. Такая благовидная внешность сильно пригодилась ему на службе: за ней скрывался хитрый и коварный ум, который мог дать фору любому террористическому гению или рецидивисту.

Из-за того, что Габриель приехал в Лондон инкогнито, Уайткомб забрал его на личном транспорте, «воксхолл-астра». Вел он лихо и уверенно, будто каждые выходные участвовал в скоростных автогонках. Только на подъезде к Вест-Кромвель-роуд стрелка спидометра опустилась ниже отметки в восемьдесят миль в час.

— Хорошо, что рядом больница, — заметил Габриель.

— Почему?

— Если не сбавишь скорость, она нам понадобится.

Уайткомб послушно убавил ход — правда, ненамного.

— Может, заглянем в «Хэрродс» на чашечку чая? — спросил Габриель.

— Мне велено доставить вас сразу по назначению.

— Да я шучу, Найджел.

— Знаю.

— Может, еще знаешь, зачем я прилетел?

— Нет, — ответил Уайткомб, — однако подозреваю, что дело срочное. Последний раз я Грэма видел таким, когда…

Он умолк, не договорив.

— Ну, и когда же? — спросил Габриель.

— …когда бомбист «Аль-Каиды» взорвал себя в Ковент-Гарден.

— Интересные времена, — мрачно заметил Габриель.

— Это была одна из наших лучших операций, согласны?

— Если забыть, как она завершилась.

— Будем надеяться, что эта завершится иначе. Что бы там ни было.

— Будем, — согласился Габриель.

Миновав настоящий водоворот из машин на Гайд-парк-корнер, Уайткомб понесся мимо Букингемского дворца к Бердкейдж-Уок. Проезжая Веллингтонские казармы, он позвонил кому-то по сотовому, быстро пробормотал что-то о доставленной посылке и оборвал связь. Спустя две минуты остановился за припаркованным на Олд-Куин-стрит лимузином «ягуар», на заднем сиденье которого сидел Грэм Сеймур. Вид у безопасника был такой, будто у него несварение после ужина в клубе.

— Полагаю, делового костюма у тебя нет? — спросил он у Габриеля, когда тот сел рядом.

— Был, — ответил Габриель, — но «Бритиш Эйрвейз» потеряла мой багаж.

Сеймур нахмурился, потом взглянул на водителя и скомандовал:

— Дом номер десять.

Дом номер 10 по Даунинг-стрит — самый, наверное, известный в мире адрес — некогда охранялся всего двумя констеблями. Один стоял снаружи, у выцветшей черной двери, второй сидел в передней, в удобном кожаном кресле. Все изменилось после минометного обстрела в феврале 1991 года: при входе на Уайтхолл выросло заграждение, а места двух констеблей заняли вооруженные до зубов бойцы группы дипломатической защиты из Скотланд-Ярда. Как и Белый дом, Даунинг-стрит превратилась в укрепленную зону за прутьями забора.

Изначально дом номер 10 состоял из трех построек: городского дома, коттеджа и обширного особняка шестнадцатого века, который назывался «домом на заднем дворе» и служил резиденцией для королевской семьи. В 1732 году король Георг II передал этот комплекс сэру Роберту Уолполу, негласному премьер-министру, и тот решил объединить все три постройки в одну. То, что получилось в результате, Уильям Питт описал не иначе как «огромный и нелепый дом», проседающий и трещащий по швам. Редко какой премьер-министр соглашался в нем жить. К концу восемнадцатого века дом пришел в такой упадок, что казначейство рекомендовало снести его; после Второй мировой его признали аварийным и ограничили допуск на верхние этажи из-за угрозы обрушения. И вот в конце 1950-х правительство приступило к тщательной реконструкции: прерываемая из-за стачек и средневековых находок под основанием дома, она завершилась через три года и обошлась в сумму, втрое превышавшую запланированную. Тогдашний премьер-министр Гарольд Макмиллан на время ремонта переселился в Адмиралтейский дом.

Почти все посетители попадают на Даунинг-стрит через ворота и пост охраны на Уайтхолле и входят через памятную черную дверь. Однако тем вечером Грэм Сеймур и Габриель проникли на территорию штаба правительства через ворота на Хорс-Гардз-роуд и вошли в резиденцию премьера через французские двери с видом на обнесенный стеной сад. В фойе их дожидалась секретарь из личного кабинета Ланкастера: чопорная «библиотекарша», которая, будто щит, прижимала к груди кожаную папку. Кивнув в знак приветствия Сеймуру, она тем не менее постаралась не смотреть в глаза Габриелю. Потом развернулась на каблуках и повела гостей по длинному элегантному коридору к закрытой двери, легонько постучалась в нее.

— Войдите, — раздался изнутри второй по значимости голос в Великобритании, и чопорная женщина провела Сеймура с Габриелем внутрь кабинета.

Посвятив жизнь тайным службам, Габриель уже сбился со счета, сколько раз видел кабинеты людей на грани: неважно, чьи они были, в какой части света располагалась, — все они походили друг на друга. Один человек ходит кругами по комнате, второй тупо смотрит в окно, тогда как третий отчаянно пытается казаться собранным и хладнокровным, словно все у него под контролем… даже если контролировать больше нечего. На сей раз Габриель увидел Белую гостиную; кругами по ней ходил Саймон Хьюитт, в окно смотрел Джереми Фэллон, а спокойствие изображал Джонатан Ланкастер. Премьер-министр сидел на одном из двух противоположных диванов у камина; на низком прямоугольном столике перед ним лежал мобильный телефон — тот самый, который оставили под скамейкой в Гайд-парке. Премьер смотрел на сотовый таким злобным взглядом, будто это из-за него, а не из-за Мадлен Хэрт весь сыр-бор.

Поднявшись с дивана, он вышел навстречу Сеймуру и Габриелю. Ступал он осторожно, будто матрос по палубе корабля в неспокойном море. Телевидение создавало о нем ложное представление: премьер был выше, чем Габриель представлял его себе, и выглядел неплохо — если учесть сложность момента.

— Я Джонатан Ланкастер, — представился премьер, протянув Габриелю крупную ладонь. Его слова прозвучали несколько абсурдно. — Настало время нам с вами встретиться. Жаль, обстоятельства не слишком благоприятные.