Франк Тилье - Атомка

Шарко сбежал вниз по лестнице и через пару минут очутился на подземной стоянке. Полицейский был уверен, что у Жувье там большой гараж, способный вместить как минимум две лодки и лодочный прицеп. Довольно скоро он добрался до ряда бежевых металлических ворот, попробовал открыть ключиком одни, другие… замок третьих, щелкнув, открылся!

Комиссар поднял ворота двойного гаража, включил свет, загорелась подвешенная на проводе лампочка, и Шарко сразу же увидел перед собой на бетонном полу шахматную доску с большими деревянными фигурами. Фигуры стояли в финальной позиции «Бессмертной» партии.

Не снимая перчаток, Шарко опустил ворота и запер их изнутри. Было так тихо, что казалось: муха пролетит — услышишь, по стенам гуляли тени. Значит, здесь, среди этих холодных серых стен, Жувье двигал шахматные фигуры. Здесь он разрабатывал один за другим эпизоды своего омерзительного сценария.

Шарко представил себе, как убийца сидит над этими шестьюдесятью четырьмя клетками, готовясь к очередному наступлению своего белого войска.

Полицейский увидел в глубине лежащий на полу брезентовый чехол, тихонько приблизился к нему, обогнув лодочный прицеп, и сдернул. Какие-то железки, инструменты, заклепки, помятые номерные знаки… Комиссар продолжил обыск и обшаривал каждый сантиметр гаражного пространства до тех пор, пока не нашел под ящиками от фруктов картонную папку. Папка была в довольно приличном состоянии. Шарко осторожно открыл ее.

Внутри лежали старые школьные тетради. Шарко вынул их, подошел ближе к лампочке. Внутри верхней тетрадки были криво-косо наклеены газетные заметки и фотографии, между ними размещались записи, сделанные от руки. Комиссар сел у стены и принялся перелистывать страницу за страницей.

В начале заметки датировались 1986 годом и все были посвящены одному и тому же происшествию: машина Уголовной полиции сбила на перекрестке человека — вызов был экстренным, и потому полицейские ехали на красный свет. Строгого наказания водителю, виновнику ДТП, не последовало, у него самого не осталось ни царапинки, но пешеход, пролежав девять дней в коме, скончался.

Жертву звали Пьером Жувье, это был отец маленького Марка, которому только-только исполнилось семь лет. Шарко легко представил себе, какую душевную травму получил тогда мальчик. Рана, очевидно, так и не зарубцевалась.

Комиссар продолжал знакомиться с содержимым тетради. Вот, на развороте, очередная газетная статья, а на странице справа — аккуратно вырезанная из нее фотография полицейского, виновника наезда, и рядом уже обычная, камерой снятая фотография девушки лет двадцати. Должно быть, это дочь полицейского, уж очень она на того похожа?

Шарко нахмурился: ему показались знакомыми черты девушки, где-то он это лицо уже видел — но где? Он закрыл глаза, задумался. Из глубин памяти всплыло то же лицо, и у Шарко встал в горле ком: две несчастные жертвы ученика Красного Ангела! Муж и жена, чьи разрубленные на куски трупы с монетами во рту нашли на краю Эрменонвильского леса. Через восемнадцать лет после несчастного случая с Жувье-старшим… Марк отомстил за отца, зверски разделавшись с дочерью невольного виновника его смерти. Маленький мальчик вырос и стал худшим из преступников, серийным убийцей. И ни одна картотека, ни один шаг в расследовании не могли привести к нему.

Комиссар перевернул еще несколько страниц. Написанные мелким нервным почерком рукописные заметки дышали ненавистью к полицейским. Одна, другая, третья… везде явственное желание видеть их всех в аду. Угрозы, оскорбления в адрес сотрудников полиции, иногда переходящие в бред… Спускаясь в это безликое подземелье, врач отделения скорой помощи сбрасывал маску и превращался из усердного лекаря в совсем другого человека.

Чуть дальше — глянцевые отпечатки, снимки, сделанные, похоже, на каком-то праздничном мероприятии. У Шарко при виде их сжалось сердце: Жувье и Красный Ангел стоят рядом, смеются и поднимают бокалы, глядя прямо в объектив. Комиссар оторвал одну из фотографий от тетрадной страницы, перевернул. На обороте надпись: «Радостная встреча после разлуки. 2002». 2002-й… Тот год, когда Красный Ангел держал у себя Сюзанну, тот год, когда он убивал направо и налево.

Они ведь ровесники, Красный Ангел и Жувье, подумал Шарко, они ровесники, и Жувье пишет «встреча после разлуки»… Они были однокашниками? Жили рядом? Дружили их родители? А может, случайно когда-то познакомились — за несколько лет до 2002-го? Да какая, в конце-то концов, разница! Встретились два извращенца, два ненавистника, дьявол с учеником дьявола — и сложился дуэт.

В тетрадке лежали еще фотографии, но ненадписанные. А ведь между этими двоими могла быть не просто дружба…

Комиссар перебирал содержимое папки и добрался наконец до того, чем была вызвана звериная злоба Жувье. Франк был не только полицейским, не просто полицейским, он был еще и полицейским, застрелившим Красного Ангела! Десятки статей и заметок о смерти серийного убийцы заняли много страниц, и посреди одной из них была приклеена фотография Шарко. Обведенная черным, и обведенная с таким нажимом, что бумага в некоторых местах прорвалась.

Шарко закусил губу.

Так. Вот еще одна тетрадка. Здесь сравнительно недавние фотографии — его самого, Глории, Фредерика Юро, утопившего в ванне своих маленьких дочек, — восстанавливали шаг за шагом разработку смертоносных планов. Это длилось почти два года. Жувье наблюдал за своими будущими жертвами, изучал их образ жизни, их привычки и скрупулезно заносил плоды своих наблюдений в дневник. Страницы пестрели помарками, какие-то строки были вычеркнуты, какие-то вставлены или написаны по диагонали, от слов к схемам и диаграммам вели стрелки, что-то было выделено шрифтом, что-то написано чернилами другого цвета… Полное отражение путей, по которым двигался больной, извращенный ум.

Франк хотел было взять следующую тетрадку, но вдруг послышалось шуршание шин. Он вскочил и потянулся к выключателю.

Кромешная тьма.

Шелест шин, урчание мотора… Громче, громче… Приближалась машина… Прошло еще несколько секунд, и свет, просочившийся в щель под воротами, добежал до ног Шарко и лизнул его ботинок. Полицейский затаил дыхание. Автомобиль остановился, но мотор не выключили. Это наверняка он, Марк Жувье. Комиссар зубами стянул с руки перчатку — так лучше ощущается под пальцем спусковой крючок.

Вот и наступил долгожданный час. Час мести.

Щелкнул замок, повернулся рычаг, поехали вверх ворота, свет фар обрушился на землю, подобно огромной искрящейся волне.

Ноги, торс, потом лицо Марка Жувье.

Глаза врача едва не выкатились из орбит от изумления, когда Шарко набросился на него и с силой швырнул в стенку. Хрустнули кости. Полицейский схватил врага за волосы и вмазал его физиономией в шахматную доску — фигуры разлетелись во все стороны. Жувье застонал. Он оказался слабым, он грохнулся на пол, как сломанная кукла, он не мог защищаться. Битва была неравной, удары сыпались один за другим: по ребрам, в висок, в спину… У Шарко сорвало тормоза, он потерял контроль над собой, он бил и бил до тех пор, пока опять не услышал, как хрустят кости. Вдавил в лоб убийцы дуло пистолета — и остановился.