Эмили Локхарт - Виновата ложь

Гат кивает.

— Но я не помню, что пошло не так. Почему мы не были вместе, когда со мной это случилось. Мы поссорились? Я что-то натворила? Ты вернулся к Ракель? — Я не могу смотреть ему в глаза. — Мне кажется, я заслуживаю честного ответа, даже если наши отношения не продлятся.

Гат кривится и прячет лицо в руках.

— Я не знаю, что делать. Не знаю, что должен сделать.

— Просто расскажи мне.

— Я не могу остаться с тобой. Мне нужно вернуться в Каддлдаун.

— Зачем?

— Я должен, — говорит он, вставая. На пол-пути Гат останавливается и поворачивается. — Я все испортил. Мне так жаль, Кади. Очень, очень жаль! — Он снова плачет. — Мне не стоило целовать тебя или делать качели и даже дарить розы. Мне не стоило говорить, какая ты красивая.

— Но я этого хотела.

— Знаю, но я должен был держаться подальше. То, что я сделал, полная фигня. Прости.

— Вернись, — говорю я, но он не двигается, и я сама иду к нему. Кладу руки ему на шею и прижимаюсь щекой. Целую его со всей страстью, чтобы он понял — это всерьез. Его губы такие мягкие. Он лучший человек, которого я знаю, лучший, кого я когда-либо узнаю, и неважно, что плохого между нами произошло, неважно, что будет потом.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

Он отодвигается.

— Об этом я и говорю. Прости. Я просто хотел увидеть тебя.

Он поворачивается и теряется в темноте.

Больница в Мартас-Винъярде. Лето-номер-пятнадцать, после моего несчастного случая.

Я лежу на кровати под голубым одеялом. Казалось бы, больничные одеяла должны быть белые, но эти голубые. В комнате жарко. Из руки торчит игла капельницы.

Мама и дедушка уставились на меня. У деда в руках была коробка Эдгартаунских ирисок, подарок.

Это было так трогательно, что он вспомнил, как я их обожаю.

Я слушала музыку в наушниках, потому не слышала, что говорили взрослые. Мамуля плакала.

Дедушка открыл коробку, отломил от пласта ириску и протянул мне.

В моих ушах звучало:

Я поднимаю руку, чтобы вытащить наушники. Она забинтована.

Обе руки забинтованы.

И ноги. Я чувствую бинты под голубым одеялом.

Мои руки и ноги забинтованы, потому что обгорели!

Давным-давно жил-был король, у которого было три прекрасных дочери.

Нет-нет, подождите.

Давным-давно в маленьком домике в лесу жили-были три медведя.

Давным-давно рядом с мостом жили-были три козленка.

Давным-давно жили-были три солдата, марширующие по дороге после войны.

Давным-давно жили-были три маленьких поросенка.

Давным-давно жили-были три брата.

Нет, вот оно. Вот вариант, который мне нужен.

Давным-давно жили-были три прекрасных малыша: два мальчика и девочка. При рождении каждого из них родители радовались, небеса радовались, даже феи радовались. Они прилетели на крестины и одарили детей волшебными подарками.

Сопротивлением, упорством и сарказмом.

Сладостью, любопытством и дождем.

Страстью и жаждой деятельности, интеллектом и крепким кофе.

Однако появилась злая ведьма.

Куда же без ведьмы.

Эта ведьма была одного возраста с прекрасными детьми, и, пока они росли, она завидовала девочке и мальчикам. Они были благословлены дарами фей, в которых ведьме отказали на ее крестинах.

Старший мальчик был сильным и быстрым, способным и красивым. Несмотря на это, он был очень мал ростом.

Второй мальчик был старательным и добрым. Несмотря на это, он был изгоем.

А девочка была остроумной, щедрой и вежливой. Несмотря на это, она чувствовала себя бессильной.

Ведьма не обладала ни одним из этих качеств, так как ее родители чем-то рассердили фей. Ей никогда не дарили подарки. Ее силой была черная, жестокая магия.

Она путала аскетизм с благотворительностью, и отдавала свое имущество, не принося никому пользы.

Она путала болезнь и храбрость, и страдала от агоний, воображая, что заслуживает за это похвалы.

Она путала остроумие с интеллектом, и вызывала у людей смех вместо того, чтобы заставить их задуматься или растопить их сердца.

У нее была лишь магия, и она использовала ее, чтобы разрушить то, чем больше всего восхищалась. Ведьма навестила каждого ребенка по очереди на их десятый!!! день рождения, но не смогла навредить им напрямую. Защита некой доброй феи — сиреневой, наверное, — остановила ее.

Вместо этого она их прокляла.

— Когда вам исполнится шестнадцать лет, — провозгласила ведьма в пылу зависти, — когда нам всем исполнится шестнадцать, — сказала она прекрасным детям, — вы уколете пальчики о веретено… Нет, вы зажжете спичку… да, вы зажжете спичку и погибнете в разгоревшемся пламени.

Родители прекрасных детей были напуганы проклятием и пытались, как все нормальные люди, избежать его. Они скрылись с детьми далекодалеко, в замке на обдуваемом ветрами острове. В замке, где не было спичек.

Там, конечно, дети будут в безопасности.

Там, конечно, ведьма никогда их не найдет.

Но она их нашла. И когда им было по пятнадцать лет, этим прекрасным детям, как раз перед шестнадцатым днем рождения, когда их полные тревоги родители не ожидали подвоха, завистливая ведьма преобразила свое ядовитое, полное ненависти естество в светловолосую девушку и ворвалась в их жизнь.

Она подружилась с прекрасными детьми. Целовала их, катала на лодке, кормила ирисками и рассказывала сказки.

Затем она дала им коробок спичек.

Дети были очарованы, ведь в свои неполные шестнадцать они никогда не видели огня.

Ну же, зажгите их, говорила ведьма с улыбкой. Огонь красив. Ничего плохого не произойдет.

Давайте, говорила она, огонь очистит ваши души.

Давайте, говорила она, ведь вы свободные личности.

Давайте, говорила она. Что за жизнь, если ты не решаешься на действия?

И они послушались.

Взяли спички и зажгли их. Ведьма наблюдала, как сгорает их красота.

Их кости.

Их упругость.

Их сообразительность.

Их остроумие.

Их доброта.

Их очарование.

Их мечты о будущем.

Она наблюдала, как все это исчезало в дыму.

Вот вам правда о Прекрасной семье Синклер. По крайней мере, та правда, которую знает дедушка. Правда, которую он скрывает от всех газет.

Однажды вечером позапрошлым летом в теплый июльский день Гатвик Мэтью Патил, Миррен Синклер Шеффилд и Джонатан Синклер Деннис погибли в пожаре, который, как принято считать, начался от вспыхнувшего в прихожей бензина для моторной лодки — вылился из канистры, перевернувшейся в прихожей. Дом сгорел дотла еще до того, как пожарные из ближайших поселков прибыли на место происшествия.