Array D.O.A. - Почтенное общество

— Ты нужна мне, Соня. — Герен не знает, как начать.

Соня, удивленная неожиданной интонацией, оборачивается к нему и внимательно слушает.

— Момент сейчас непростой… боюсь, как бы эта история с Субизом не приобрела нежелательный оборот.

Соня приподнимает брови, она явно переигрывает:

— Да что ты? Как это может касаться тебя?

— Совершенно никак. Но прокуратура занимается этим шпиком, которого ты знаешь… Парис, да? Он продолжает свой крестовый поход против Пико-Робер и против нас.

— Да, про ПРГ я читала, но ты-то тут при чем?

— Пожалуйста, Соня! — Тон становится раздраженным. — Не изображай святую невинность. Он уже наведывался в штаб-квартиру ПРГ и, несмотря на очень строгие указания начальства, следил за Элизой до самой галереи. Наверняка что-то вроде устрашения. Мне нужно знать, не приберег ли он какие-нибудь откровения, которые намерен бросить нам в лицо, и…

— …И ты хочешь, чтобы я пошла и спросила у него.

— Совершенно верно. И твердо посоветовала ему прекратить эту опасную игру. Ради его же блага.

— Я не уверена, что подобный поступок — это хорошая мысль, тем более в разгар предвыборной кампании. Осталось продержаться всего-то десять дней. А моя встреча с ним может привлечь к себе внимание. Шнейдера, например.

Герен подходит к Соне, нежно кладет руку ей на плечо, ищет поддержки:

— Конечно, ничего официального, просто дружеская встреча. Я прошу тебя об этом, потому что знаю, что ты можешь. Это в твоих силах. Ваша первая встреча, когда еще твой отец…

Соня на минуту замирает, задумывается. Парис. Она давно не вспоминала о нем. Голос, интонация, взгляд… Да, есть разница. Несколько удивительных мгновений. Но хочет ли она снова его увидеть? Соня протягивает мужу кожаный портфель.

— Ладно. Хорошо веди себя там, в Бордо, без меня. И не делай глупостей. Я вечером приеду.

Из машины, увозящей его к аэропорту Ле-Бурже, Герен звонит Элизе:

— Она согласилась. Вечером все будет ясно.

За кулисами большого зала гостиницы «Хайятт», в двух шагах от Вандомской площади, команда Шнейдера проводит последнюю строгую проверку своего кандидата. Костюм в порядке, точно такой же, как у биржевых воротил. Немного грима придало лицу живости, чтобы подчеркнуть здоровье кандидата № 2. Шнейдер уже дважды декламировал свой текст и тренировался отвечать на каверзные вопросы так, чтобы ничего не сказать. Через пять минут выход на сцену. Ассистент только что сообщил ему, что в зале человек тридцать крупных промышленников и в два раза больше журналистов.

Дюмениль подходит к Шнейдеру и шепчет:

— Наши друзья подтверждают, что ПРГ фигурирует в расследовании уголовной полиции. Некоторые даже доходят до того, что предполагают, будто экотеррористический след лишь приманка. Но не слишком радуйся, хотя я и согласен, что это весьма интересно. Есть некоторые детали: дело ведет некий майор Парис… Помнишь дело «Центрифора» несколько лет назад?

— Не очень.

— Если коротко, то старик Паскье организовал спасение своего предприятия «Центрифор» с помощью государственных денег и группы Пико-Робер. Подозреваю, были большие откаты. В группе, расследовавшей это дело, работал некий капитан Парис, занимавшийся тогда финансовыми нарушениями. Поскольку он очень близко подобрался к Паскье, его продвинули по службе в Криминалку. И дело было похоронено. Но он, похоже, всерьез затаил злобу.

— Так стоит с ним встретиться? Как ты думаешь? Он может заговорить?

— Можно попробовать.

— Возьмешь это на себя?

— Хорошо. Давай на сцену и будь умницей.

Пьер Марсан работает за пультом в стоящем перед гостиницей фургоне передвижной студии «Франс-2». По знаку режиссера он выводит на экран крупный план лица Шнейдера, затем, следуя за его взглядом, панорамирует по замершему в ожидании, наполненному до отказа залу.

Приближается час обеда, Парис в одиночестве выходит на набережную. Ему необходимо хоть ненадолго освободиться от необходимости общаться. На этот случай у него свои привычки: устричный бар на улице Сен-Жак. Парис не торопится, глазеет по сторонам. Иногда все же нужно воспользоваться тем, что работаешь прямо в центре старого Парижа. Фасад Нотр-Дам, Сена, апсиды церкви Святого Северена.

Звонок мобильника. Короткий взгляд: жена, ежедневный звонок. Парис не отвечает, идет дальше. «Узнать, как дела, чего я добиваюсь. Слишком поздно, слишком все закоренело. Что дальше?» Он решает перезвонить:

— Это я… Прошу, не начинай, пожалуйста… Не по телефону, слышишь… Хорошо, вечером, за ужином… Что? «Астье», в восемь? Хорошо, буду.

Парис вздыхает — придется, выбора нет. Он убирает телефон в карман, поднимает голову: прямо перед ним устричный бар.

Парис входит, усаживается в конце стойки, приветствует официанта. Дюжина устриц, бутылка «пуйи-фюме» — все как всегда. Приносят бутылку, он наливает себе бокал — холодное, как он любит. Напряжение понемногу спадает. Открывает взятую в баре газету. По телевизору в глубине зала показывают Шнейдера перед целой ассамблеей крупных предпринимателей в роскошном обрамлении гостиницы «Хайятт» около Вандомской площади. Звука нет, выключен.

Официант приносит ему устрицы, комментирует происходящее:

— Видели? Роскошно живет этот Шнейдер. По-моему, разницы нет — что один, что другой.

Парис что-то бурчит в ответ, не отводя взгляда от газеты и намазывая маслом ломтик ржаного хлеба.

— Здесь свободно? Я могу присесть?

Знакомый женский голос. Парис поднимает голову: перед ним Соня Герен, усевшаяся на табурет рядом с ним. Удивление сменяется заинтересованностью, он делает официанту знак принести еще один бокал, наполняет его вином и придвигает Соне.

Соня берет его, их руки соприкасаются.

— А мне полдюжины устриц, чтобы соответствовать месье. — Она делает глоток. — Хорошее вино. А вы совсем не изменились. Все тот же бар, и устрицы, и вино то же.

— «Вы»? «Вы не изменились»? Значит, это не дружеская встреча? Хорошо, пусть будет «вы». — Парис выделяет это «вы». — А вы тоже, кажется, мало изменились. И вам по-прежнему нравится это легкое вино. Могу поспорить, что вы пришли сказать мне то же самое, что и в нашу первую встречу: «Не вмешивайтесь в наши дела, оставьте моего отца, простите, мужа в покое».

— Приблизительно угадали. Мой муж настырный. Его выберут президентом. И для вас это может быть опасно. Сильно рискуете из-за ерунды.

— Из-за ерунды… — Парис на минуту задумывается, потом одним глотком опустошает бокал и наполняет его снова. — Знаете, у меня полный крах в личной жизни. Теперь еще изменить своим профессиональным убеждениям? Это означает, что у меня ничего не останется. Ваш муж зря беспокоится. Люди в конце концов обо всем догадаются и задумаются, что за этим кроется.