Эва Хансен - Цвет боли: бархат

— Ларс, кстати, о Моне. Что с ней?

— Живет в Швейцарии в нашем бунгало.

— Когда мы после разгрома банды обнаружили исчезновение Жаклин и Торстейна с Ингой, Мона кричала тебе в лицо, что Жаклин тебя дурила, прикидываясь сумасшедшей. Что это был за спектакль?

— Не спектакль, Жаклин действительно вела себя как сумасшедшая. Мона не знала, что я знаю, с ней общался в основном Свен.

— Ларс, знаешь, в чем я тебя больше всего виню?

— Знаю. Что скрывал. Но представь, что было бы, расскажи я девчонке, и без того до смерти перепуганной появлением посреди ночи сумасшедшей Жаклин, что рядом с ней живет вампирша? Ты не только к замку не рискнула бы приблизиться, но и меня обходила бы стороной. А потом был этот дом Торстейна… А потом ты была беременна.

— Ну, а потом, когда уже родилась Мари?

— Я тысячу раз открывал рот, чтобы начать говорить, и не решался. А потом вклинилась Карин и ваше расследование убийства Аники. Больше всего я боюсь, что Торстейн жив. Он ведь Жаклин с острова вывез, чтобы заставить подписать завещание в свою пользу. Не смог уберечь от солнечного света, у Жаклин были жуткие ожоги на лице, Аника залечивала и рубцы шлифовала, за что и поплатилась.

— Какая у Жаклин страшная судьба.

— Да. Я знал, что она любила моего отца. Меня она не любила, вернее, любила как сына. И очень боялась потерять, потому что, кроме меня и Свена, у нее больше не было защиты, всех вокруг Торстейн просто уничтожил.

— Ларс, когда она написала завещание?

— Позавчера после вашего разговора по телефону. Вдруг потребовала психиатра и нотариуса одновременно, пришлось привезти. Но я не знал, в чем дело, мы думали, что она в гневе решила всех наследства лишить. Линн, давай поговорим о нас с тобой?

— Я все перепишу на Мари. А мы… потребуется время, чтобы все это пережить и разобраться.

— Эй-эй, не рассчитывай надолго, Мари братик нужен!

— Что?!

— Конечно, сама знаешь, каково это — быть единственным ребенком в семье.

— Я была единственным ребенком у бабушки с дедушкой.

— Вот и я о том же, Осе и Свен так разбалуют Мари, что нам потом не справиться.

— Ты думаешь, они будут вместе?

— Свен проглядел Жаклин, потому что ездил все рассказывать Осе. Она его простила. Теперь твоя очередь.

— Простить Свена? Прощаю.

— А меня, я тоже хороший?

— А тебя — еще посмотрим…

— Как дела у Фриды с Густавом?

Линн подозрительно прищурилась:

— Откуда ты знаешь Густава?

Ларс тихонько рассмеялся:

— Такие знакомства не бывают случайными, Линн. Мы с Магнусом очень постарались…

— Вы с Магнусом?! Вы…

— Ну что? Кстати, у Фриды отличная фигура. Надеюсь, ты не ревнуешь? Мы только смотрели, но не прикасались.

Линн просто задохнулась, вспомнив рассказ подруги, как Густав порол ее на виду у каких-то своих приятелей:

— Вы?!

— Эй-эй, только не вздумай рассказать об этом Фриде или Бритт. Не мог же он и впрямь продемонстрировать ее фигуру чужим.

— Там было трое мужчин. Кто третий?

— У… какие мы подробности знаем… верно говорят, женщины секреты хранить не умеют.

— Это знаю только я. Так кто третий?

— Ты думаешь, что знаешь о подругах все?

— Так… чего я еще не знаю?! — Линн наклонилась к мужу через стол. — А ну, рассказывай!

— А Бритт не делилась с тобой такими подробностями?

— Не было возможности. Значит, Бритт вторая. Так кто еще?

Ларс тихонько рассмеялся, как же Линн любила вот этот его ласковый, какой-то коварный смех, от которого просто сводило все внутри!

— Вангер.

— Кто?! Фриду видел Вангер?! О боже, если она узнает…

— Если ты не скажешь, то не узнает. Кстати, мы ничего не видели, лично я не умею смотреть сквозь ширму, но Фрида, Бритт или Агнесс об этом знать не должны. Нам полагалось громко выражать свое восхищение фигурой и опасения предстоящими страданиями.

Линн просто схватилась за голову:

— Вы сумасшедшие! То есть вы устроили порку всем троим, якобы на виду у приятелей?

— Не всем троим, а трем по очереди. И они не подозревали, что мы их попросту не видим. Знаешь, психологический барьер — оказаться обнаженной на виду у чужих?

— А… меня ты кому показывал?

Красивая бровь недоуменно приподнялась.

— Я тебя когда-нибудь порол не дома?

— Врешь ты все! — неожиданно заявила Линн. — Как они не узнали ваши голоса?

— Пара орешков под язык, и ты начнешь говорить чужим голосом. К тому же они были в таком состоянии, что маму родную не узнали бы. Только не вздумай ничего рассказать подругам. Ты единственная, кто не прошел через это, и единственная знаешь.

— Вы мерзавцы!

Ларс наклонился к ней через стол, поднял лицо за подбородок:

— Я запишу на твой счет штрафные очки.

В непостижимых глазах цвета жидкой стали снова выплясывали зажигательную джигу веселые чертики. Линн привычно утонула в этих серых омутах. Даже если бы он решил воспользоваться флоггером прямо на террасе ресторана «Херманс», с ее стороны возражений не последовало бы…