Ю Несбё - Леопард

Кронгли сдавил его сильнее, и в голове у Харри что-то затрещало, словно желтая лошадь лягала его в лоб, а зеленая била по носу. Но тут он правой ногой наступил на ногу противника. Изо всех сил. Он услышал, как вскрикнул Кронгли, и тут же высвободился, развернулся и ударил его. Локтем, а не кулаком, потому что уже не раз в кровь разбивал себе костяшки пальцев. И угодил туда, где, как знал Харри, эффект будет максимальным, — не прямо в кончик подбородка, а чуть сбоку. Кронгли пошатнулся, рухнул с низкого вертящегося кресла и приземлился на пол, суча ногами. Харри увидел, что от столкновения с железной набойкой на его ботинке, хотя ботинки и пора было выбрасывать, на правом «конверсе» Кронгли осталась кровавая отметина. Обнаружил, что у него самого в зубах по-прежнему зажата сигарета. И краешком глаза отметил, что красная лошадь на первой дорожке явно придет первой.

Харри схватил Кронгли за воротник, поднял и толкнул в кресло. Глубоко затянулся, ощутив щекотку и тепло в легких.

— Согласен, изнасилование — довод не слишком сильный, — признал он. — Во всяком случае, ни Шарлотта Лолле, ни твоя гражданская жена на тебя так и не заявили. Я, как следователь, просто обязан узнать побольше, не так ли? И тут-то я снова возвращаюсь к Ховассхютте.

— К чему ты клонишь, черт бы тебя побрал? — Кронгли внезапно осип, как при сильной простуде.

— В Ставангере есть девушка, которой Элиас Скуг изливал душу в тот самый вечер, когда его убили. Они сидели в автобусе, и Элиас рассказывал ей, что в ту ночь в Ховассхютте он, возможно, стал свидетелем изнасилования. Во всяком случае, так ему показалось, когда позже он вспоминал об этом.

— Элиас?

— Да, Элиас. Он спал беспокойно, проснулся от шума на улице и выглянул в окно. Светила луна, и под коньком сортира он увидел парочку. Женщина стояла к нему лицом, а мужчина — спиной, так что лица он не разглядел. Элиас решил, что они вздумали потрахаться, женщина извивалась, а мужчина закрыл ей ладонью рот, очевидно чтобы она никого не разбудила. Когда мужчина увлек ее в сортир, Элиас, слегка разочарованный тем, что не удалось досмотреть шоу до конца, снова отправился спать. И только прочитав про убийства, он начал воспринимать увиденное иначе. Возможно, женщина просто пыталась вырваться и звала на помощь, а мужчина зажал ей рот именно поэтому. — Харри снова затянулся. — Не ты ли тот мужчина, Кронгли? Ты там был?

Кронгли почесал подбородок.

— Алиби? — просто спросил Харри.

— Я спал дома один. А Элиас Скуг сказал, кто эта женщина?

— Нет, а парня он, как я уже говорил, не разглядел.

— Это был не я. Опасно ходишь, Холе.

— Прикажешь воспринимать это как угрозу или как комплимент?

Кронгли не ответил. Но в глазах у него холодными желтыми огоньками сверкал смех.

Харри погасил сигарету и встал.

— Кстати, твоя бывшая ничего мне не показывала. Мы сидели в учительской. Похоже, она боится оставаться с мужчиной наедине. Так что кое в чем, Кронгли, ты все-таки преуспел.

— Опасно ходишь, Холе.

Харри повернулся. Крупье вел себя так, словно все случившееся его совершенно не касалось. Он уже выстроил лошадей для нового забега.

— Будете ставить? — улыбаясь, спросил он на ломаном норвежском.

Харри помотал головой:

— Сорри, ставить нечего.

— Тем больше можно выиграть, — сказал крупье.

Харри, когда выходил, размышлял над его словами и пришел к выводу, что либо ему не хватает логики, чтобы их понять, либо все дело тут в языковом барьере. А может, это просто дурацкая азиатская пословица.

Микаэль Бельман ждал.

И это было лучше всего. Те секунды, когда он ждал, пока она откроет. Нетерпение и вместе с тем уверенность в том, что она снова превзойдет его ожидания. И каждый раз, увидев ее, он понимал, что совсем забыл, какая же она красивая. Каждый раз, когда открывалась дверь, ему требовалось несколько секунд, чтобы вобрать в себя всю эту красоту. Чтобы обрести полную уверенность. Уверенность в том, что из всех мужчин, которые желали ее — то есть не меньше половины зрячих мужчин с хоть какими-то гетеросексуальными наклонностями, — она выбрала его. Уверенность, что он — вожак стаи, самец, обладающий правом первым спариваться с самками. Да, именно так, банально и вульгарно, можно это выразить. Нельзя стать альфа-самцом — им надо родиться. Пусть это не всегда сулит мужчине легкую и приятную жизнь, но, если уж ты к этому призван, сопротивляться бессмысленно.

Дверь открылась.

На ней был белый свитер с высоким горлом, волосы она заколола наверх. Она выглядела усталой, глаза казались меньше, чем обычно. И все равно в ней чувствовалась та элегантность, тот класс, о котором даже его собственная жена могла только мечтать. Она поздоровалась, сказала, что сидит на веранде, повернулась к нему спиной и вернулась в дом. Он пошел за ней, взял себе пиво в холодильнике и уселся в одно из нелепо громоздких кресел на веранде.

— Зачем ты сидишь на холоде? — сказал он. — Заработаешь воспаление легких.

— Или рак легких, — откликнулась она, взяла с края пепельницы недокуренную сигарету и снова погрузилась в книгу. Он прочитал на обложке: «Ham on the Ray». [116] «Хлеб с ветчиной» (англ.) — роман Чарльза Буковски (1982). Чарльз… Он прищурился. Буковски? Как аукционный дом? [117] Крупнейший скандинавский аукционный дом, основанный в 1870 г. в Стокгольме польским дворянином Хенриком Буковски.

— У меня хорошие новости, — сказал он. — Нам удалось не только предотвратить катастрофу, но повернуть весь инцидент с Лейке в свою пользу. Сегодня звонили из министерства юстиции. — Бельман положил ноги на стол и взглянул на этикетку на пивной бутылке. — Благодарили за то, что я так решительно вмешался и настоял на освобождении Лейке. Их очень беспокоило, до чего бы додумался Андерс Галтунг со своей сворой адвокатов, если бы КРИПОС не действовала так оперативно. И они хотели убедиться, что я полностью контролирую ситуацию и никто, кроме КРИПОС, не будет иметь доступа к этому делу.

Он отхлебнул пива прямо из бутылки. Со стуком поставил ее на стол.

— А ты что скажешь, Буковски?

Она опустила книгу и встретила его взгляд.

— Тебе что, совсем неинтересно? — спросил он. — Сама знаешь, это и тебя касается. Что ты думаешь об этом деле, дорогая? Давай. Ты ведь следователь, расследуешь убийства.

— Микаэль…

— Тони Лейке склонен к насилию, и мы на это повелись. Поскольку знаем: такие, как он, неисправимы. Склонность и воля к убийству есть не у всех, она бывает врожденной или благоприобретенной. Но если в тебе живет убийца, изгнать его из себя чертовски трудно. Возможно, убийца знал, что нам это известно. Понимал, что если подставит Тони Лейке, мы, исходя из того, что он склонен к насилию, легко примем все за чистую монету. Вот он и проник в дом Тони Лейке и позвонил Элиасу Скугу. Чтобы мы не искали других подозреваемых, которые могли быть в Ховассхютте.