Патрисия Корнуэлл - Обстоятельства гибели

— Кей?

Бентон стоит в дверях с двумя чашками, стараясь не расплескать кофе. Почему Джулия Гэбриэл, прежде чем звонить мне, позвонила сюда? Или, может, это Филдинг позвонил ей. Но зачем? Марино говорил, что Питер Гэбриэл стал первой жертвой из Вустера, и средства массовой информации подняли шум, призывая ЦСЭ забрать тело из Довера и вернуть домой, в Массачусетс. Возможно, таким образом Филдинг и узнал о миссис Гэбриэл, но все остальное… Если миссис Гэбриэл и позвонила сюда, то только по ошибке. Она ведь не могла не знать, что ее сына отправили в Довер. Как я ни стараюсь, найти оправдывающую Филдинга причину не могу. Во мне копится возмущение. Да как он смел!

Филдинг — не военный и не консультант Службы медэкспертизы Вооруженных сил. Он гражданский служащий и не имеет права ни разглашать информацию о военных потерях, ни вообще вести разговоры на эту тему, потому что его она не касается. И КИОС его не касается. И выборы в Англии тоже. А вот тем единственным, что его касается, что является его долгом и его ответственностью, он постыдно пренебрег, предав при этом и меня.

— Очень мило, — рассеянно говорю я Бентону. — Кофе не помешает.

— Где ты сейчас была? Как будто воевала с кем-то? И, судя по выражению твоего лица, даже убить готова.

Бентон подходит к столу, наблюдая за мной так, как делает всегда, когда пытается понять, о чем я думаю, потому что тому, что я скажу, он не верит. Или, может быть, он знает, что сказанное мною будет только началом и что обо всем прочем я даже не догадываюсь.

— Ты в порядке? — Бентон ставит чашку на стол и пододвигает поближе стул.

— Нет, не в порядке.

— Что случилось?

— Я поняла, что это такое, когда человек достигает критической массы.

— Так в чем дело?

— Во всем.

— Пожалуйста, закрой дверь. — До меня доходит, что я начинаю вести себя как Люси. — Не знаю, с чего начать, так много всего случилось.

Бентон закрывает двери, и я замечаю простое платиновое кольцо на безымянном пальце его левой руки. Меня все еще иногда застает врасплох тот факт, что мы женаты. Мы всегда сходились на том, что нам ни к чему все эти формальности, потому что мы не такие, как остальные, а потом все же поженились. Церемония была скромной, простой, напоминающей больше приведение к присяге, чем празднование, ибо для нас слова «пока смерть не разлучит нас» были не пустым звуком. После всего, через что мы прошли, они, эти слова, походили на клятву при вступлении в должность или при посвящении в духовный сан или, быть может, это был краткий итог прожитой жизни. Не пожалеем ли мы когда-нибудь об этом? Вот, к примеру, не жалеет ли он сейчас, что не может вернуться к тому, как было? Я бы не винила Бентона; к тому же из-за меня у него столько всяких осложнений.

Он продал свой семейный дом, красивый особняк XIX века на Бостон-Коммон, и ему не нравились некоторые места, где мы жили или останавливались из-за моей необычной профессии и занятий. Вопреки всем моим благим намерениям, наша жизнь слишком часто напоминала хаотичное и дорогое существование. В то время как его практика судебного психолога оставалась стабильной, моя карьера в последние три года постоянно менялась: частный бизнес в Чарльстоне, Южная Каролина, пришлось свернуть; офис в Уотертауне закрылся по причинам экономии, потом были Нью-Йорк, Вашингтон, Довер, и вот теперь я здесь.

— Что, черт побери, здесь происходит? — спрашиваю я, как будто он знает, а я не понимаю, откуда он может это знать. И все же чувствую — знает, или, может быть, я просто хочу этого, потому что начинаю впадать в отчаяние и, паникуя, пытаюсь за что-нибудь ухватиться.

— Черный и очень крепкий. — Он садится и пододвигает кружку с кофе поближе ко мне. — И не «Лесной орех». Хотя, я слышал, у тебя его целые залежи.

— Джек до сих пор не показывается, и, полагаю, никто ничего о нем не слышал.

— Здесь его точно нет. Думаю, ты можешь спокойно хозяйничать в его кабинете, как он хозяйничал в твоем, — говорит Бентон так, будто имеет в виду нечто большее.

Я замечаю, как он одет.

Раньше он был в зимнем пальто, а в рентгеновском кабинете, перед тем как отправиться в лабораторию Люси, в наброшенном поверх одежды халате. Я толком и не обратила внимания, что на нем было еще. Черные армейские ботинки, черные брюки, темно-красная фланелевая рубашка и водонепроницаемые часы со светящимся циферблатом. Как будто ждет, что придется выходить в непогоду или отправиться туда, где без такой одежды не обойтись.

— Стало быть, Люси рассказала тебе, что он, похоже, пользовался моим кабинетом. Зачем, не знаю. Но может быть, ты знаешь.

— Я и без подсказок понимаю, какие умонастроения царят в этой конторе. Как там ее Марино называет? Центком? Или это относится только к святая святых, или тому, что должно им быть, твоему кабинету. Сама знаешь, что бывает, когда на корабле нет капитана. Команда поднимает «Веселый Роджер» [40] «Веселый Роджер» — пиратский черный флаг с черепом человека и костями. , в психушке начинают распоряжаться пациенты, баром заведуют пьяницы — прошу прощения за смешанные метафоры. Менталитет мародеров.

— Почему ты ничего не сказал?

— Я не работаю в ЦСЭ. Вы — не мой клиент. Я здесь просто приглашенный по случаю гость.

— Это не ответ, и ты это прекрасно знаешь. Почему ты не защитил меня?

— Так, как, по-твоему, должен был сделать, — уточняет Бентон, поскольку предполагать, что он не пожелал меня защитить, глупо.

— Что здесь творилось? Может, если бы ты рассказал мне, я бы придумала, что нужно предпринять. Знаю, Люси держала тебя в курсе. Было бы неплохо, если б кто-нибудь держал в курсе и меня. Информировал. Подробно и откровенно.

— Мне жаль, что ты злишься. Жаль, что ты вернулась к такой неприятной ситуации. Возвращение домой должно быть радостным.

— Радостным. Что это такое, черт возьми?

— Есть такое слово, теоретическое понятие. Как полная откровенность. Я могу рассказать, что наблюдал непосредственно, что случалось, когда приходил сюда несколько раз. Обсудить дела. Меня привлекали к двум. — Он устремляет взгляд в пространство. — Первым был футболист. Это случилось осенью, вскоре после того, как ЦСЭ взялся за уголовные дела штата.

Уолли Джеймисон, двадцати лет, футбольная звезда Бостонского колледжа. Обнаружен в Бостонской гавани 1 ноября на рассвете. Причина смерти — кровопотеря от раны, нанесенной тупым предметом, и множественных порезов. Вскрытие проводил Том Буккер, один из моих медэкспертов.

— Джек этим не занимался, — напоминаю я.

— Ну, если б ты спросила его, то, возможно, у тебя сложилось бы иное впечатление, — говорит Бентон. — Джек разбирал случай Уолли Джеймисона так, словно дело его. Доктор Буккер не присутствовал. Это было на прошлой неделе.