Дин Кунц - Скованный ночью

— Умер, — подтвердил Джимми Уинг.

— Может быть, действительно умер, — задумчиво пробормотала Венди.

— Какого черта? — взорвался я, поворачиваясь к ним лицом. — Он не умер! Это парадокс, но он не умер! Все, что от вас требуется, — это поверить в сказки, хлопнуть в ладоши, и фея Динь-Динь оживет! Неужели это так трудно понять?

— Успокойся, Снеговик, — посоветовала мне Саша.

— Я и так спокоен!

Я все еще гневно смотрел на ребятишек, сидевших на третьей, последней лавке. Орсон находился в грузовом отсеке за их спинами. Он поднял лохматую башку и посмотрел на меня поверх голов детей, словно тоже хотел сказать: «Остынь».

— Я в полном порядке, — успокоил я пса.

Он недоверчиво фыркнул.

Бобби был мертв. Как пень. Мертвее не бывает. Ладно. И хватит об этом. Здесь, в Уиверне, жизнь продолжается, и иногда даже для мертвых. Кроме того, мы находились больше чем в полумиле от берега, поэтому ничего важного здесь происходить не могло.

— Сынок, пожалуй, с Динь-Динь ты попал в точку, — сказал Рузвельт, то ли стремясь успокоить меня, то ли сам начиная сходить с ума.

— Ага, — сказал Джимми Уинг. — Динь-Динь.

— Динь-Динь, — дружно кивнули двойняшки.

— Да, — сказала Венди. — Как я сама не догадалась?

Мангоджерри мяукнула. Я не понял, что это значит.

Доги свернул на тротуар, проехал по тропинке и остановился на газоне у бунгало.

Дети остались в машине с Орсоном и Мангоджерри.

Саша, Рузвельт и Доги заняли оборонительную позицию вокруг «Хаммера».

По совету Саши Доги включил в перечень две канистры бензина. Питая преступное намерение причинить еще больший ущерб собственности правительства, мы с Бобби понесли к бунгало пятьдесят литров вполне прилично горящей жидкости.

Возвращаться в этот миленький домик было так же приятно, как идти к зубному врачу, однако мы были ребята бравые и поднялись на крыльцо быстро, но тихо.

В гостиной мы бережно поставили канистры на пол, словно боялись разбудить чутко спящего человека.

Коконы на потолке исчезли.

Сначала я подумал, что обитатели этих шелковых трубочек вышли на свободу и теперь бродят по бунгало, приобретя форму, которая могла бы доставить нам неприятности. Но потом до меня дошло, что ни в углах, ни на полу нет ни одной паутинки.

Одинокий красный носок, который когда-то мог принадлежать одному из детей Делакруа, лежал там же, где и прежде, и был все еще покрыт пылью. В основном бунгало осталось таким, каким я его запомнил.

В столовой тоже не было никаких коконов. Как и на кухне.

Труп Лиланда Делакруа исчез. Так же, как фотографии его родных, стеклянный подсвечник, обручальные кольца и револьвер, из которого он застрелился. Старый линолеум все еще скрипел и потрескивал, но я не заметил на нем никаких пятен биологического происхождения, которые говорили бы о том, что недавно здесь лежало разложившееся тело.

— «Загадочный поезд» никогда не был построен, — сказал я, — поэтому Делакруа никогда не ходил… на ту сторону. Никогда не открывал дверь.

Бобби продолжил:

— Никогда не заражался и не сходил с ума. И никогда не заражал свою семью. Так, значит, все они живы?

— О господи, надеюсь. Но как он мог не быть здесь, если он здесь был и мы помним это?

— Парадокс, — ответил Бобби с таким видом, словно был полностью удовлетворен этим невразумительным объяснением. — Так что будем делать?

— Сожжем, — заключил я.

— На всякий случай, да?

— Нет. Просто я пироманьяк.

— Не знал этого за тобой, брат.

— Запалим эту свалку.

Когда мы облили бензином кухню, столовую и гостиную, я сделал паузу, потому что мне послышалось, что в бунгало кто-то ходит. Но как только я начинал прислушиваться, шум прекращался.

— Крысы, — сказал Бобби.

Это встревожило меня, потому что если Бобби тоже что-то слышал, то слабые звуки не были плодом моего воображения. Хуже того, они не были похожи на звуки, производимые грызунами: кто-то скользил по жидкости.

— Здоровенные крысы, — сказал он горячо, но не слишком убежденно.

Я попытался убедить себя в том, что мы с Бобби наглотались паров бензина, а потому не можем доверять своим чувствам. И все же надеялся услышать голоса, эхом отдающиеся в мозгу: «Стой, стой, стой, стой…»

Мы вышли из бунгало, и никто нас не съел.

Последними двумя литрами бензина я облил крыльцо, ступеньки и дорожку.

Доги отогнал «Хаммер» подальше на улицу.

Лунный свет озарял Мертвый Город, и казалось, что за каждым окном притаился злобный соглядатай.

Оставив пустую канистру на крыльце, я заторопился к Доги и попросил поставить колесо «Хаммера» на крышку канализационного люка. Обезьяньего люка.

Когда я вернулся во двор, Бобби зажег бензин.

Голубовато-оранжевое пламя побежало по дорожке, по ступенькам крыльца, и Бобби сказал:

— Когда я умирал…

— Да?

— Я визжал как поросенок, которого режут, распускал сопли и ронял свое достоинство?

— Ты держался молодцом. Конечно, за исключением того, что намочил штаны.

— Теперь они не мокрые.

Пламя добралось до залитой бензином гостиной, и над бунгало забушевала огненная буря.

Любуясь оранжевым светом, я сказал:

— Когда ты умирал…

— Да?

— Ты сказал: «Я люблю тебя, брат».

Он состроил гримасу:

— Тьфу!

— А я ответил, что это взаимно.

— Мы что, рехнулись?

— Ты умирал.

— Но я же здесь!

— Да, неловко получилось, — согласился я.

— Применим обычный парадокс.

— Как это?

— Будем помнить все остальное, но забудем мои предсмертные слова.

— Слишком поздно. Я уже разослал приглашения на свадьбу, договорился со священником, владельцем банкетного зала и хозяйкой цветочного магазина.

— Я надену белое, — сказал Бобби.

— Будешь выглядеть как трансвестит.

Мы отвернулись от горевшего бунгало и вышли на улицу. По мостовой плясали искривленные тени.

Когда мы подошли к «Хаммеру», раздался знакомый яростный крик, к которому присоединились десятки других хриплых голосов. Я посмотрел налево и увидел отряд уивернских обезьян, марширующий в полуквартале от нас.

«Загадочный поезд» и связанные с ним ужасы могли рухнуть в тартарары, но дело Глицинии Джейн Сноу жило и побеждало.

Мы залезли в «Хаммер», Доги запер все окна и двери, и тут на машину посыпались резусы.

— Давай, жми, мяу, гав, дуем отсюда! — завопили все, хотя Доги в понуканиях не нуждался.

Он нажал на газ, заставив часть отряда взвыть от досады, когда задний бампер выскользнул из их жадных лап.

Но мы еще не вырвались из окружения. Обезьяны вцепились в багажник на крыше.

Один мерзкий тип висел на задних лапах вниз головой и колотил в заднее стекло, выкрикивая какие-то грязные оскорбления. Орсон грозно рычал на него, одновременно пытаясь удержаться на ногах, потому что Доги решил избавиться от приматов маневром слаломиста.