Энн Райс - МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ

Чувствуя, что вот-вот потеряю сознание, я опустил веки. Голова закружилась. Мемнох поддержал меня и не позволил упасть.

- Смотри! Смотри еще! - приказал он, заставляя меня выпрямиться.

Однако я закрыл глаза рукам, ибо знал, что если брошу хоть еще один взгляд на окружавшее нас великое единство, то непременно упаду в обморок, ибо меня погубит острое ощущение собственной обособленности. Ведь каждый, кого я встречал до сих пор, тоже существовал словно сам по себе.

- Они все существуют сами по себе, - вскричал я, теснее прижимая ладони к глазам.

Вновь послышалось громкое пение, звуки его неистово взмывали ввысь, рассыпались и каскадом обрушивались на меня. Однако я почувствовал в них столь созвучные моим собственным чувствам ритмы и мелодии, что невольно запел сам.

Я пел вместе со всеми. Высвободившись из объятий Мемноха, я на несколько мгновений неподвижно застыл на месте, открыл глаза и отчетливо услышал, как мой голос в числе других улетает в просторы вселенной.

И все же моя песня была исполнена не только радости и торжества, но и страсти, жадного стремления к познанию. Она возникла во мне, ворвалась в душу, и я вдруг почувствовал, что вокруг нет никого, кто ощущал бы себя в опасности или испытывал неудовлетворенность, что в сердцах людей нет ни равнодушия, ни скуки. Все находились в постоянном движении, выражения лиц, равно как и очертания тел, то и дело менялись, однако ни о каком «неистовстве» или «безумии» не могло быть и речи.

Моя песня была, пожалуй, единственной печальной нотой в общем хоре, однако и она быстро обрела иную гармонию и стала походить скорее на псалом или церковное песнопение, а вскоре сменилась гимном, исполненным восторга и благодарности.

Я вскрикнул. Точнее, выкрикнул одно только слово. И этим словом было слово «Бог!». Оно прозвучало не как признание существования Господа, мольба к Нему или призыв, а всего лишь как обыкновенное восклицание.

Мы стояли в дверном проеме. Перед глазами возникали все новые горизонты, и вдруг, в какой-то момент, я осознал, что внизу, за ближайшей к нам балюстрадой, простирается весь огромный мир.

Таким мне видеть его еще не приходилось - вся многовековая история мира, все тайны и секреты раскрылись как на ладони. Достаточно было перегнуться через балюстраду - и взору представали Эдем, древняя Месопотамия или римские легионы, продирающиеся сквозь непроходимые чаши лесов моей земной родины. Я мог воочию видеть, как величественный Везувий стремительно извергает смертоносные потоки лавы и засыпает пеплом Помпеи.

Я был уверен, что стоит мне своими глазами увидеть это - и наступит прозрение, все станет понятным, все вопросы отпадут сами собой; я почувствую запахи иных времен, их вкус…

Я бросился к балюстраде, но она словно отодвигалась все дальше и дальше… Сколько ни ускорял я свой бег, расстояние до нее не уменьшалось, а, напротив, скорее увеличивалось, и казалось, что преодолеть его невозможно. Неожиданно до меня дошло, что картина мира непременно окажется скрытой за дымовой завесой и окрасится пламенем пожаров и что людские страдания навсегда уничтожат охватившее меня ощущение невыразимой радости. Да, конечно, так и будет. И все же… И все же я должен увидеть. Ибо я еще не умер окончательно. И не намерен пребывать здесь вечно.

Мемнох протянул ко мне руки, но я бегал быстрее него.

Величественное сияние вспыхнуло совершенно неожиданно, и источник его был, несомненно, значительно более горячим и мощным, чем источник того великолепного света, который до сих пор озарял все вокруг. Огромное, интенсивное магическое сияние росло, пока наконец мир, раскинувшийся внизу, - бескрайняя туманная картина вселенского ужаса и страданий - не побледнел и не предстал моим глазам застывшим подобием себя самого на грани воспламенения.

Мемнох оттащил меня назад и вскинул руки, чтобы прикрыть мне глаза, но я уже сам это сделал. Тогда он опустил голову и уткнулся лицом в мою спину.

До меня долетел его вздох - или стон, не знаю. Звук этот разнесся по всей вселенной и на

миг заглушил и вопли, и смех, и пение, и даже скорбные стенания, доносившиеся из недр земных.

И вдруг я почувствовал, как мощные руки ослабли и отпустили меня.

Я взглянул вверх и в самом центре светового потока вновь увидел балюстраду и стоявшую возле нее одинокую фигуру.

Некто высокого роста стоял, опершись руками о перила и глядя вниз. Похоже, это был мужчина. Он повернулся, посмотрел на меня и раскрыл мне свои объятия.

Я сумел разглядеть темные волосы и глаза, отливавшие коричневым цветом, абсолютно правильные черты чистого, без изъянов лица. В устремленном на меня внимательном взгляде сквозило напряжение, а в пальцах рук чувствовалась немалая сила.

Их прикосновение заставило меня явственно ощутить твердость и одновременно хрупкость собственного тела, и я глубоко вздохнул. Я был на грани смерти. В тот момент я был готов перестать дышать и двигаться - и умереть.

Незнакомец подтянул меня почти вплотную к себе. Излучаемое им сияние соприкасалось с окружающим светом и рассеивалось в нем, отчего лицо мужчины словно озарялось изнутри, а каждая черточка проявлялась все четче и четче. Я видел поры и тени на его смуглой, золотистой коже, морщинки и трещинки на губах.

А потом он заговорил… Тон был умоляющим, а голос, исполненный силы, мужественности и в то же время горя и страдания, звучал громко и молодо.

- Ты никогда не станешь моим врагом, Лес-тат, правда? Не станешь? Только не ты, Лестат, только не ты!

Господь! Боже мой!

Охваченный ужасом, я был силой вырван из Его рук, отторгнут от Него и от всего, что Его окружало…

Мы вновь оказались в центре воздушного вихря. Я бился в объятиях Мемноха, рыдал и всхлипывал на его груди. Рай исчез…

- Мемнох! Отпусти меня, Мемнох! Господь! Это был сам Господь Бог!

Однако Мемнох обхватил меня еще крепче и напряг все силы, намереваясь утащить вниз, подчинить себе и заставить наконец начать спуск.

Мы стремительно падали, и это было ужасно. Я был до такой степени парализован страхом, что не мог ни держаться за Мемноха, ни сопротивляться, ни делать что-либо вообще. Единственное, на что я был способен, - это молча следить, как мимо проносятся потоки человеческих душ - одни воспаряли вверх, другие летели вниз. Все они провожали нас взглядами, а тем временем вокруг вновь постепенно сгущалась мгла, становилось все темнее и темнее. В конце концов я почувствовал, что воздух стал влажным, наполнился знакомыми запахами, а вскоре мы мягко и бесшумно опустились на что-то.

Мы вновь очутились в саду, застывшем в безмолвии и очень красивом. Но это был земной сад. Несомненно, земной. И я не испытал разочарования, увидев его запущенность, лабиринты тропинок и вдохнув его аромат. Напротив, я упал на траву и зарылся пальцами в землю. Она была мягкой и скрипела под ногтями. Я всхлипнул. Я готов был попробовать эту сырую землю на вкус.