Карин Альвтеген - Тень

Ему было около четырех лет, когда его взяли в приемную семью. Приемные родители старались быть честными. Пытались отвечать на все его вопросы, но что они могли сказать, если ответов в принципе не было. Полицейское расследование не принесло никаких результатов. Кристофер мог сообщить только имя своей матери, проверили всех, кого звали Элина, но безрезультатно. Про своего папу он ничего не знал. Когда ему было десять, приемные родители привезли его в Стокгольм и показали лестницу в Скансене. Он встретился с охранником, который его когда-то нашел и очень хорошо помнил подробности этого события, но ни на один из своих вопросов Кристофер так и не получил внятного ответа. Случалось, в его сознании мелькал быстрый, больше похожий на чувство, чем на воспоминание, образ — проблеск прошлого, вырванный из контекста и зажатый между нагромождений непонятного.

В конце концов он придумал себе собственную правду, решив, что его настоящие родители скоро появятся. Счастливые и гордые, они заберут его в настоящую жизнь, в один миг положив конец его бесконечным ожиданиям. Они расскажут ему, как страдали, как страшная ведьма заперла их в высокой башне и не выпускала. Как им с огромным трудом удалось бежать и как они были готовы на все, чтобы снова встретиться с ним. С годами фантазии менялись, становились менее сказочными, но уверенность, что его нынешнее существование временно, не покидала его никогда. Не стоило ни во что углубляться, потому что в любой момент жизнь могла начаться с нуля.

Только бы родители пришли.

Они обязательно придут, если ему удастся задержать дыхание, пока мимо проезжает машина. Если получится очистить мандарин, не порвав кожуру. Если на следующей остановке в автобус первым войдет мужчина, а не женщина, то он увидит родителей уже совсем скоро. Он надеялся встретить их за любым поворотом, в любой толпе искал лица, похожие на свое. Он мог часами стоять перед зеркалом, внимательно изучая собственное лицо. Случались мгновения, когда ему казалось, будто он видит кого-то другого, одного из тех двоих, по чьим неведомым образцам создано его тело.

К приемным родителям он всегда относился отстраненно. Они делали все, чтобы завоевать его доверие, но он в них не нуждался. Втайне он даже презирал их за подобострастие и вечные уступки, на которые эти люди шли вместо того, чтобы определить ему четкие границы поведения. Иногда он даже улавливал в их глазах страх — это случалось, когда он, порой сам того не желая, шел наперекор их воле. Они были и навсегда остались лазутчиками на территории, которая им не принадлежала, и как только ему исполнилось восемнадцать, он ушел из приемной семьи и оборвал с ней все контакты.

В две тысячи пятом году Кристофер прочитал имена приемных родителей в газете, в списке туристов, пропавших без вести во время наводнения в Таиланде, — и ничего не почувствовал.

Он поднялся, зажег настольную лампу. Листок бумаги остался на диване, но Кристофер каждой частичкой своего тела помнил о его существовании.

Мобильный телефон лежал рядом с клавиатурой, и Кристофер уже было протянул к нему руку, когда вдруг раздался звонок домофона. Кристофер вздрогнул — обычно без предупреждения никто не приходил. Он решил не отвечать, сейчас он не хотел никого видеть. Но в следующее мгновение зазвонил мобильный, и на дисплее высветился номер Еспера. «Потом», — подумал Кристофер. Мелодия оборвалась, и тут же поступил сигнал нового сообщения на автоответчике. Он нажал кнопку прослушивания.

«Привет, это я. Я на улице рядом с твоим домом. Может, ты смог бы мне помочь? Мне нужно сфотографироваться, фотоаппарат у меня с собой. Кажется, я решил проблему с пиаром. Позвони, как только сможешь. Пока».

Кристофер выключил автоответчик и собрался перезвонить. Однако после третьей цифры передумал и отложил телефон в сторону. Не очень хорошо с его стороны, но у него особые обстоятельства. Еспер поймет. Когда-нибудь он ему все объяснит. К тому же голос у Еспера уже звучит веселее. Хандра прошла.

Итак, кто-то умер. И может быть, теперь уже поздно… Он снова сел на диван. Потом встал, вышел в кухню, попил воды из крана и снова вернулся в комнату.

Может, выпить? Немного, для храбрости. И потом набрать номер. Он отгонял мысль, сопротивлялся, но чувствовал, что она не уходит, притаилась и ждет. Сжав кулак, он ударил себя в лоб, пытаясь вбить в себя нужный настрой. Снова вышел в кухню. Он должен сделать это сейчас, немедленно, пока снова не передумал. Твердыми шагами он наконец направился в комнату, взял телефон и подошел к дивану. Сел, начал набирать номер, поднес аппарат к уху, снова встал. Секунды шли. Последние секунды старой жизни. Затем в трубке раздался незнакомый голос.

— Марианна Фолькесон.

— Здравствуйте, это Кристофер Сандеблум, вы оставили мне сообщение, но я на несколько дней отключал телефон и поэтому не мог перезвонить раньше. Я только сейчас прочитал ваше сообщение.

За этой репликой последовала небольшая пауза. Он занервничал. Снова сел на диван.

— Как хорошо, что вы позвонили. Дело в том, что я работаю в отделе выморочного имущества и разыскиваю вас в связи с прискорбной кончиной Герды Персон.

Он слышал стук собственного сердца. В пальцах, в бедрах, в голове.

Герда Персон.

Значит, это она его мама. Не Элина — Герда Персон.

Имя, которое он всегда искал.

— Как я уже сообщила, в завещании она указала вас в качестве единственного наследника.

Он не мог говорить. Все вопросы куда-то пропали. Он оттачивал и шлифовал их десятилетиями, готовя себя к этому моменту, а момент настал, и вопросов не оказалось.

— Алло?

— Да, я слушаю.

— Похороны двенадцатого, в четырнадцать тридцать. Поскольку родственников нет, я взяла подготовку на себя, но, разумеется, учту все ваши пожелания. Даже если вы захотите провести церемонию как-то иначе…

Герда Персон. Имя заполнило собой все пространство комнаты.

Герда.

Персон.

— Алло?

— Да-да, я слушаю. Не сомневаюсь, что вы все сделали правильно.

— Затем нужно будет принять решение по поводу квартиры. Вы, наверно, захотите прийти, посмотреть и, может быть, забрать что-то, прежде чем мы вывезем имущество?

Повисло долгое молчание. Слова застряли у него в горле, а его собеседница не понимала, почему он молчит.

Когда она опять заговорила, интонация изменилась. Голос звучал не так формально и более открыто.

— Простите, что загружаю вас этими деталями, мне бы очень не хотелось выглядеть бесцеремонной. Я соболезную вашему горю. Она была вашей близкой знакомой?

Он встал и подошел к окну. Посмотрел на Катаринское кладбище. Он действительно хочет получить ответ на свои вопросы? Конечно да, он так долго ждал этого дня. Но что, если ожидание стало для него важнее ответа? В последнее время все так хорошо складывалось. Что будет, если его жизнь изменится?