Карин Альвтеген - Тень

Накапав на язык немного ополаскивателя, Ян-Эрик открыл дверь квартиры. Он еще больше укрепился в своем решении изменить будущее и пребывал в прекрасном расположении духа. Он расскажет обо всем Луизе, разделит с ней успех, и эта награда станет для них поворотным пунктом. Он изменит отношение к алкоголю, будет больше времени посвящать семье.

В квартире было тихо, но свет горел.

— Есть кто-нибудь дома?

Он поставил чемоданчик и снял куртку.

— Эй?

Откликнулась Элен. Ян-Эрик подошел к ее комнате и остановился в дверях:

— Привет.

— Привет.

Дочь сидела за компьютером. Ян-Эрик подошел ближе, чтобы посмотреть, что она делает. Одетая в черное женщина с осиной талией громила врагов посреди каких-то руин. Пальцы Элен стучали по клавишам с той же скоростью, с какой на экране раздавались выстрелы.

— По-моему, не очень приятная игра…

— Не будь занудой!

Ян-Эрик замолчал, опасаясь вызвать раздражение дочери. Сделав несколько шагов назад, он присел на кровать. Элен продолжала играть, не обращая на него никакого внимания. Враги на экране истошно кричали под зомбирующий музыкальный аккомпанемент.

— Где мама?

— Спит. У нее болит голова.

На экране рекой лилась кровь, Ян-Эрик поразился, насколько достоверно выглядела анимация.

— Как дела в школе?

— Сегодня день самостоятельной работы.

— То есть ты не ходила в школу?

Элен не ответила. Бой продолжался.

Ситуация стала вдруг очень тягостной, и Ян-Эрик в очередной раз сокрушенно подумал, как трудно ему общаться с дочерью. О чем можно говорить с двенадцатилетним человеком? Для него ее мир — внеземная цивилизация.

— Хочешь узнать секрет?

— Ну-у…

— Только никому не говори.

Методичная ликвидация врагов продолжалась.

— Мне присудили одну очень престижную премию за все, что я делаю для дедушкиных книг. Ну ты знаешь — передвижные клиники и прочие мои проекты.

— Понятно.

С тем же успехом он мог сообщить, что иногда ест бутерброды.

Искреннее и полное безразличие. Она даже не попыталась притвориться заинтересованной.

— Это литературная премия Северного совета, очень почетная. Триста пятьдесят тысяч крон. До меня ее присуждали только писателям.

Музыка игры изменила темп.

Женщина в черном переместилась в какую-то церковь, но на ее воинственность это никак не повлияло. Бойня продолжилась.

Ян-Эрик встал.

— Ты ела?

— Да.

Он вышел из комнаты, больше ничего не сказав.

Дверь в спальню была закрыта. Он подошел, прислушался, осторожно открыл дверь и заглянул в комнату. Луиза лежала на боку спиной к нему. Он немного постоял в ожидании, но ничего не изменилось.

— Спишь? — прошептал он.

Никакой реакции.

Ян-Эрик тихо закрыл за собой дверь и направился в кухню. Посуда после ужина уже вымыта, Ян-Эрик заглянул в холодильник в поисках чего-нибудь съедобного, но ничего не нашел и сделал себе бутерброд с тресковой икрой. Он только сейчас понял, что целый день ничего не ел.

Похмелья больше не будет. Но, чтобы сегодняшнее слово стало завтрашним делом, нужно завтра сохранить сегодняшнюю решимость.

Поев, Ян-Эрик расположился в кабинете. Гора писем и извещений, полчаса ушло на то, чтобы ответить на самые срочные. Читательские письма Аксель откладывал в сторону, сейчас ему не хотелось читать про отцовскую безупречность и высокую духовность.

Он вдруг вспомнил, что не позвонил Марианне Фолькесон. Часы показывали начало одиннадцатого, еще не поздно. Он выбрал из сохраненного в мобильном списка ее номер.

— Марианна слушает.

— Добрый вечер, это Ян-Эрик Рагнерфельдт. Увы, я вынужден сообщить, что фотографии Герды у нас нет.

— Не нашли?

— Нет, хотя я везде искал.

— Хорошо, тогда возьму ту, которая была в квартире, хотя она и не очень четкая. В любом случае спасибо за хлопоты.

— Не за что. Я ничем не помог. К сожалению.

— Мы сделали всё, что могли. Тогда до послезавтра.

— Да.

Ян-Эрик немного помедлил. Он хотел задать вопрос, но Марианна уже стала прощаться:

— Тогда до встречи.

Ян-Эрик успел прежде, чем она отключила телефон.

— Послушайте, я хотел еще вот о чем спросить… Этот Кристофер Сандерблум, который заходил ко мне после лекции вчера, о нем ничего больше не выяснилось? Почему Герда указала его в завещании? Я имею в виду, не выяснилось, как они друг с другом связаны?

— Понятия не имею. Но вчера я заезжала к ней на квартиру взять кое-какие вещи для похорон и нашла письмо, которое она ему оставила.

— Письмо?

— Да, я отправила его по почте. Думаю, завтра он его получит.

— И вы не знаете, о чем оно?

— Нет, конечно. Разумеется, я его не открывала.

— Ммм…

— Мы спросим у него на похоронах. Должна признаться, что мне эта ситуация тоже интересна.

Разговор закончился, но тревога Яна-Эрика отнюдь не исчезла. Он, конечно, убеждал себя, что все это слишком маловероятно. Но еще недавно предположение о том, что Анника покончила с собой, тоже звучало бы как плод больной фантазии.

Он взял со стола полупустой стакан с водой, вылил содержимое в цветочный горшок на подоконнике и достал с книжной полки бутылку. Он обещал, что больше не допустит похмелья. Глоток виски он себе не запрещал.

Алиса смотрела телевизор, сидя на диване. Шла непонятная программа, в которой рассказывали о богатой американке, которая хотела сделать себе пластическую операцию и стать похожей на кошку. С тех пор как в дом провели кабельное телевидение, Алиса узнала столько всего странного, что уже не знала, что и думать о человечестве. Но, поскольку другой компании у нее не было, телевизор работал постоянно. Иногда там даже показывали то, что можно смотреть.

Телефон зазвонил, когда она уже почти потеряла надежду. Целый день она разыскивала Яна-Эрика по поводу предстоящей поездки к врачу. На этот раз она себе ничего не придумала — с ее организмом явно что-то было неладно. Но несмотря на волнение, она с нетерпением ждала поездки в больницу, как если бы это было увлекательное путешествие.

Телефон продолжал звонить. Алиса протянула руку — аппарат находился на удобном расстоянии от дивана. Убавила звук на пульте.

— Ян-Эрик?

Он начал без предисловий:

— Я нашел кое-что у отца в гардеробной, и у меня есть к тебе несколько вопросов.

Ни «здравствуй», ни «как дела». Резко и отрывисто. Ей не нравилось, когда он говорил таким тоном.

Эхо их последнего разговора еще висело в воздухе. А осуждающие взгляды Яна-Эрика продолжали прожигать ее насквозь и говорить то, о чем молчали слова:

Ты виновата в том, что сделала Анника. Это твоя ошибка, что она не захотела жить. Как мать, ты должна была ей помешать.

«А Аксель?!» — хотелось кричать Алисе. Почему он ни в чем не виноват? Это он своим эгоистичным поведением и образом жизни отнял у Анники все!