Карин Альвтеген - Тень

Все без исключения.

Непотопляемый крейсер, который идет напролом к славе, равнодушно глядя, как все вокруг тонут…

Но Алиса ничего не сказала. Она молча выслушала обвинения, а потом позволила Яну-Эрику уйти.

…В живых может остаться лишь тот, кто станет его частью и будет кормиться с его руки.

— Зря ты роешься в гардеробной. Ничего хорошего там нет.

— Я нашел письма какой-то Халины. Тебе об этом что-нибудь известно?

Имя как удар в диафрагму. Сколько лет она его не слышала? По негласному договору, они постарались вычеркнуть его из памяти. Но даже преданное забвению, оно росло как раковая опухоль. Прошел тридцать один год, а она так и не знала правды.

Случилось ли это лишь однажды в Вестеросе? Или продолжалось долго? В конце концов это стало Алисе все равно, и она больше не пыталась узнать правду.

Было время, когда они в горячечном дурмане пытались восстановить прежний порядок, разрушенный новой реальностью. Как заколдованные, они повторяли определенный набор действий, которым хотели оградить себя от последствий случившегося. Но как можно вернуться к жизни, если не знаешь, нужна ли она тебе?

— Нет, я ничего про эту женщину не слышала.

— Письма написаны в семидесятых. То есть это имя тебе незнакомо?

— Нет.

Значит, он хранил ее письма! Как это на него похоже! Надо как-нибудь пойти в дом — посмотреть, не оставил ли он еще что-нибудь из того, что не должно никому попасться на глаза.

— Письма были не распечатаны, так что он их даже не читал. Я просто подумал, может, тебе известно, кто она.

— Нет, неизвестно.

В третий раз она говорит «нет».

И с каждым новым отрицанием случившееся тогда проступает в памяти все отчетливее.

Все происходило будто во сне. Одна секунда перевернула всю ее жизнь. То, что было в скобках, вдруг превратилось в заглавие.

До того как в дверь позвонила Халина, все было как всегда. Не считая эпизода в библиотеке. Никто еще не знал, что обратный отсчет времени уже начался. Приближался ужин, она собиралась смотреть по телевизору сериал «Богач, бедняк». Все как обычно.

И вдруг секундная вспышка безумия.

Она ужасно испугалась. Страшно испугалась. Но не тогда, когда все случилось. И не тогда, когда Аксель побежал за Халиной в прихожую, а она, униженная, осталась сидеть в кресле и слышала, как Халина снова угрожает разрушить их жизнь. И не тогда, когда встав, и взяв тяжелый серебряный подсвечник, она направилась туда, откуда слышались сердитые голоса. И даже не тогда, когда с подсвечником в руке она стояла и смотрела на неподвижное тело Халины. Нет, в эти моменты она не чувствовала ничего, кроме удивления. Она смотрела на руки, сжимавшие подсвечник, и не понимала, ее это руки или нет. Руки действовали сами по себе. Сработал древний как само человечество инстинкт. Убить, если у тебя отнимают твое.

Оказывается, она всегда несла этот инстинкт в себе.

Ей стольким пришлось пожертвовать ради такой малости. Ради возможности великого человека. И чтобы защитить эту малость, она пошла на убийство.

Но и тогда еще ей не было страшно.

Отчаянных криков Герды она не слышала, уши были словно набиты ватой. Но по лицу Герды Алиса поняла, что произошло нечто ужасное.

Аксель склонился над Халиной.

— Что ты наделала? Что ты наделала? Что ты наделала? — повторял он как мантру. И от звуков его голоса Алису вдруг охватил страх оттого, что случилось непоправимое.

В ужасе она смотрела, как руки Акселя пытаются вернуть Халину к жизни, спасти их будущее. Потом, когда стало ясно, что все усилия тщетны, наступило опустошение.

Следом пришла мысль, от которой подогнулись колени. И окончательно умерло даже то слабое чувство, что еще жило в ее душе. Этого она никогда не простит.

Отец ее детей превратил ее в убийцу.

Алиса вздрогнула, услышав в трубке голос Яна-Эрика.

— Ладно, я просто спросил. Я получил твое сообщение. Заеду завтра в восемь десять.

Когда Луиза открыла глаза, уже рассвело. Проснувшись, она долго лежала в кровати, прячась за опущенными веками и прислушиваясь к звукам в квартире. Только когда хлопнула входная дверь и наступила полная тишина, Луиза почувствовала, что готова встретить новый день. Она не хотела никого видеть и поднималась не торопясь. Спешить некуда.

Прошло три дня с тех пор, как она сорвала с себя маску. Долго сдерживаемое горе выплеснулось наружу, и зрители его увидели. Завершился бесконечный фарс, который они разыгрывали с раз и навсегда установленными ролями. Яна-Эрика раздражало, если жена выходила за рамки сценария.

Ей же хотелось только одного — тепла и близости. Она рискнула последней толикой самоуважения, чтобы обратить на себя его внимание. Но он не ответил, и это говорило само за себя.

Молчаливый отъезд мужа был красноречивее любых слов.

Она пустое место.

Она ничего не значит.

Ее чувства можно не принимать в расчет.

Ночью она не могла сомкнуть глаз. Когда Ян-Эрик вернулся, она быстро потушила лампу на столике и притворилась спящей. Раздавленная последним унижением, она не могла его видеть. Хотелось бежать. Прочь от несбыточных надежд.

За вчерашний день ощущения обострились. Впервые за пятнадцать лет она вдруг позволила себе вспомнить своего бывшего мужчину. Того, кто бросил ее, но остался в ее памяти. И за годы, прожитые ею с Яном-Эриком, сделался еще более привлекательным.

Столик у окна в ресторане. Двое детей и красивая женщина. Смех, внимательные глаза. Семья.

Она наблюдала за ними, спрятавшись под козырьком подъезда на другой стороне улицы. И понимала, что у него есть все, о чем она мечтала и что с радостью разделила бы с ним — если бы он позволил ей остаться.

Если бы любил ее.

Может, все дело в ней? А она об этом и не подозревает? Она что-то делает не так? Она плохо пахнет? Но она ведь моется каждый день. Может, она мало знает? Но она старается следить за всем, что происходит в мире. У нее отталкивающее тело? Но большинство ее ровесниц сохранились намного хуже.

Однако есть нечто, что делает ее недостойной любви.

Свернувшись в клубок на краю кровати, она натянула одеяло до подбородка. И попыталась убедить себя в том, что у нее есть нечто, ради чего стоит вставать. Привлекательным казался только обязательный бокал вина, который она позволяла себе выпить после ужина, сидя на диване перед телевизором. Но прежде должен пройти целый день.

На столе в кухне лежала записка. Ян-Эрик поехал с Алисой в больницу. Интересно, какая часть тела на этот раз беспокоит его мать? Хорошо, хоть Луизе не пришлось везти свекровь к врачу. Глядя на кофемашину, Луиза думала, стоит ли утруждать себя варкой кофе, когда зазвонил домашний телефон. Беспроводной аппарат лежал на столе, на дисплее высветился незнакомый номер. Судя по коду, Гётеборг. Она отодвинула трубку в сторону, но сигналы не смолкали, и она сдалась.