Жан-Кристоф Гранже - Кайкен

Действительно, на тумбочке светился экран мобильника.

— Алло!

— Это Фифи. Есть новости по Леви.

Пассан вспомнил детство и сочельник. Он тогда, ложась спать, закрывал глаза, надеясь поскорее заснуть, чтобы сон съел те несколько часов, что еще отделяли его от рождественских подарков. И так и было. Он открывал глаза, и всегда оказывалось, что Дед Мороз к нему уже заходил. Н-да, сегодня он ждет совсем других подарков…

— Вы его нашли?

— Более или менее. Он абонировал сейф в отделении банка «Эйч-эс-би-си» на авеню Жана Жореса, в Девятнадцатом округе. И вчера днем заходил туда.

Пассан почувствовал, как под бинтами его прошиб пот.

— В котором часу?

— В одиннадцать тридцать семь.

Несмотря на мучительную боль и отупляющее воздействие морфина, в мозгу у Пассана что-то щелкнуло. Он вспомнил свою гонку за Гийаром через Париж. Тот вышел из метро на станции либо «Сталинград», либо «Жорес». А ведь Гийар и Леви внешне были похожи друг на друга, и нельзя исключить подмену.

— Они уверены, что это был он?

— В том-то и дело, что нет. По словам сотрудников банка, клиент производил крайне странное впечатление. Пришел в каскетке и темных очках. И наотрез отказался их снимать.

Никаких сомнений: это был Гийар.

— Что там произошло, в этом банке?

— Он попросил, чтобы ему открыли его сейф.

— Человеку, в личности которого они не были уверены? Который не захотел показать лицо?

— Ну, он вел себя очень нахально. И предъявил полицейское удостоверение.

— А потом?

— Больше ничего. Взял, что ему было нужно, и ушел. Послушай, но если это был Леви…

— Это был Гийар.

— Гийар? — Фифи некоторое время переваривал услышанное. — Почему ты так думаешь?

— Я тебе объясню.

Леви нашел улику. Решил продать ее преступнику, но недооценил своего противника. Гийар выпытал у Леви, где спрятана улика, и убил его. А потом отправился в банк и забрал улику.

Но что это было? Какой-то предмет? Или документ?

Перчатки! Значит, в конце концов Леви все-таки нашел в Стэне перчатки.

— Эй, Олив? Ты там не заснул?

— Слушай меня внимательно, — твердым голосом ответил Пассан. — Сейчас ты свяжешься со всеми тремя генетическими лабораториями, с которыми мы сотрудничаем. Одна в Бордо, вторая в Нанте, третья в Страсбурге. Узнай, направлял ли Леви в последние дни запрос на анализы.

— По какому делу? С каким предписанием?

— Это не важно. Важно другое. Какие образцы он им предоставил.

— Что надо искать?

— Нитриловые перчатки.

— Ты хочешь сказать, что…

— Леви их заполучил. Но вместо того, чтобы дать делу законный ход, провел собственное расследование. И обнаружил, что на перчатках имеются с одной стороны следы ДНК жертвы, а с другой — следы ДНК Гийара. Получив назад, решил, что толкнет их преступнику. Но Гийар его убил и вернул свое добро.

— Значит, в банковской ячейке хранились перчатки?

Пассан не счел нужным разъяснять очевидное.

— Займись лабораториями. Проверь все сейфы Гийара. У него их должно быть несколько. С Кальвини как-нибудь договоришься. И позвони ребятам в Стэн, в антикриминальную бригаду Сен-Дени.

— Зачем?

— Чтобы узнать, как Леви нашел перчатки. Придется по новой опросить всех жителей.

— Рискованная затея.

Пассан ничего не ответил. Краткое возбуждение от полученных новостей улеглось, морфин настиг его и снова погрузил в глубокий сон.

19:00. После уроков пришлось еще идти на совершенно неинтересный педсовет, но он наконец завершился, и Сандрина Дюма отправилась домой. Путь от Порт-де-ла-Виллет до Порт-Майо, а затем по авеню Шарля де Голля до Нантера занял почти час. Это была не езда, а битва. Ее тошнило, она обливалась потом, голова зудела, и она с трудом сдерживалась, чтобы не сорвать парик. Но, как могла, старалась поддерживать в себе боевой дух — дух крестоносцев. Ее миссия — помогать другим. Для человека, одной ногой стоящего в могиле, — как раз то, что нужно.

Сегодня вечером ее целью был Олив. Они давно уже перестали считаться друзьями, а иногда даже превращались во врагов, когда Сандрина брала сторону Наоко. Но секрет, доверенный ей полицейским, она свято хранила. Больше этого секрета не знал никто, да и сам Олив предпочитал о нем не думать.

В 1998 году у него случился страшный срыв. Он гнался за двумя грабителями по крыше дома на улице Птит-Экюри. И позвонил ей оттуда. Он не мог пошевелиться — лежал, судорожно вцепившись в цинковую кровлю, парализованный страхом, и боролся с неудержимым желанием сигануть вниз.

Она бросилась к нему на помощь. Взобралась по чердачной лестнице и оттащила его внутрь дома. Говорить Пассан не мог. Но она слышала издаваемый им ужасающий звук — он скрежетал зубами.

Тогда ей открылись две истины.

Первая: он позвал ее потому, что больше звать ему было некого. Они познакомились самым банальным образом. Годом раньше она, выходя из ночного клуба в Десятом округе, подверглась нападению грабителя. Она обратилась в полицию, заявление у нее принял он. Потом они вместе поужинали, потом вместе искали преступника, потом нашли его. Больше их ничто не связывало, но они продолжали встречаться, уже не как полицейский и потерпевшая. Она стала его близкой приятельницей и доверенным лицом. Той, кому рассказывают все и с кем не делают ничего. Но ей и этого хватало.

Вторая истина: эпизод на крыше не был случайностью. Приступ паники у Пассана свидетельствовал о приближении серьезной депрессии. Она поселила его у себя. Полицейский врач выдал ему освобождение от работы. Официальный диагноз: сердечная недостаточность. Пассану вручили длиннющий список специалистов с предписанием пройти тщательное обследование. Сандрина подсмотрела, что перед каждым визитом к врачу он принимает бета-блокаторы, чтобы снизить артериальное давление. Сама мысль о том, что начальство заподозрит его в склонности к депрессии, была для него непереносима.

Она возилась с ним несколько месяцев: кормила, давала лекарства, приглядывала за ним. Спрятала табельное оружие. Успокаивала, когда накатывали волны страха или нападал паралич. Все вокруг думали, они живут вместе, что в общем было правдой — они действительно делили кров. Но никто не знал, что их связывали отношения пациента и медсестры.

Постепенно Пассан вернулся к работе. Он еще задыхался, если приходилось проезжать туннель, плакал в туалете и запирался у себя в кабинете. Иногда его состояние ухудшалось. Порой на него накатывало, и он становился гиперактивным, подверженным приступам неконтролируемой ярости. Тогда он срывался среди ночи и исчезал до утра, а возвращался со стеклянным взглядом, в испачканной кровью одежде. Он не помнил, где был. Сандрину это приводило в ужас. Мужчина огромной физической силы, прикрытый полицейским удостоверением и вооруженный, представлял собой страшную угрозу для города. Потом он снова впадал в привычную летаргию, и она опять кормила его с ложечки.