Барбара Вайн - Сто шесть ступенек в никуда

— Значит, в другой раз, — согласилась она, а потом неожиданно прибавила, так что я с трудом удержалась от смеха: — Вообще-то сегодня годовщина нашей свадьбы, и Эсмонду это могло бы не понравиться.

— Думаю, не понравилось бы.

— Я тебе позвоню — так просто ты от меня не отделаешься. Тебе звонила Белл Сэнджер? — К имени бедняжки Белл Фелисити стала прибавлять фамилию. Это как бы отдаляло Белл, исключало из категории друзей, где ей уже не было места.

Зачем я опять солгала? Причина та же, что и у любой лжи. Так проще.

— Нет, — сказала я. — Не звонила.

— Что ей было нужно? — спросила Белл, когда я рассказала ей об этом разговоре. В своем полусне она слышала телефонный звонок — или он ей приснился.

— Чтобы я поужинала с ними.

Белл вскочила, и бедный кот спрыгнул с ее колен.

— Она придет сюда?

— Нет. Не волнуйся. Хотя что тут плохого? Ты же с ней разговаривала.

— Чуть-чуть. Только чтобы узнать о тебе.

Как бы то ни было, имя Фелисити всколыхнуло в памяти Белл те страницы прошлого, о которых я не хотела ничего знать. И утром прозвучали вовсе не те откровения, которые я жаждала услышать. Но, по крайней мере, начало положено. Белл приподняла завесу тайны.

— Фелисити что-нибудь говорила о Сайласе?

— Что именно? — осторожно спросила я.

— Неважно. Упоминала о нем? Я вижу по твоему лицу, что упоминала. Наверное, спрашивала, не приходило ли тебе в голову, что я могу быть виновна в смерти Сайласа?

Какой смысл отрицать? Я кивнула, поджав губы, словно не решалась произнести вслух что-то неприличное и очень страшное.

— Никто об этом не вспоминал на суде, правда? Ты заметила? Прокурор даже не сказал, что у меня был муж, который покончил с собой. Зато открылась правда о моем детстве. А я забыла об этом, понимаешь? Все забыла, даже не сразу вспомнила, кто такая Сьюзен. Наверное, они говорили о ком-то еще, о другой двенадцатилетней девочке. Но именно поэтому я получила такой большой срок. Ужасно провести в тюрьме столько лет за то, что ты забыл, правда? Они все раскопали, всю грязь, но не догадались о Сайласе или просто не сомневались, что он застрелился, даже несмотря на то, что все про меня знали.

Белл взяла еще одну сигарету, закурила и встряхнула спичку, но слишком медленно, чтобы погасить пламя, а потом уронила ее, горящую, в пепельницу.

— Я его убила, — сказала она. — По-моему, это должно быть очевидно всем.

— Ты сочиняешь, Белл.

— Зачем? Думаешь, мне мало преступлений и дурной славы? Зачем мне сочинять?

— А зачем ты вообще сочиняла? — с горечью спросила я.

— Естественно, чтобы все шло так, как надо, как я хотела. Ты знаешь о русской рулетке?

— Только то, что для нее берут револьвер, заряжают один патрон и крутят барабан. Фелисити нам рассказывала. — Я не хотела об этом говорить. Неприятно сознавать, что ты можешь потворствовать лжи. Чувствуешь себя дураком. — Но мне было не интересно.

— Даже когда мы снова встретились? У тебя не возникли вопросы?

— Я думала, что живу в обществе, где люди могут совершить самоубийство, но не убивают друга.

Белл рассмеялась своим отстраненным, сухим смехом.

— Как ты думаешь, какие шансы в русской рулетке? Давай не делай такое… страдальческое лицо. Ты знаешь обо мне почти все и должна быть сильнее. Теперь для тебя не секрет, что в нашем обществе один человек способен убить другого. Какие шансы, если взять шестизарядный револьвер?

— Наверное, пять к одному.

— А вот и нет. Эту ошибку делают почти все. Понимаешь, если взять хорошо сбалансированный револьвер и зарядить только один патрон, то при вращении барабана патрон под собственным весом обычно опускается вниз. Так что шансы гораздо выше, чем пять к одному, а возможно — если знать, как крутить барабан, — сто к одному.

Кажется, нечто подобное я уже слышала.

— Но какое отношение это имеет к Сайласу?

— Он меня этому научил.

— Полагаю, как и многому другому. В художественной школе. Перед тем, как ты от него забеременела. Вы поженились, а потом у тебя случился выкидыш.

— Это я тебе рассказала?

— Да, Белл, а разве ты не помнишь? — Я поняла, что напрасно упрекаю себя. Ни о какой жестокости не может быть и речи, потому что Белл, похоже, нисколько не страдает и даже как будто радуется моему саркастическому замечанию по поводу ее лжи. Объяснять ей бесполезно и слишком поздно — она никогда не поймет. — Чему именно тебя научил Сайлас?

— Показал, как вращать барабан, и объяснил, что самое тяжелое гнездо опускается вниз. А потом сказал, что если взять свинцовую пулю — просто пулю, без патрона — и вложить в одно из пустых гнезд, то возникнет любопытная ситуация. Потому что теперь при вращении барабана внизу остановится гнездо с пулей, а не с патроном. Вычислив, какое гнездо окажется напротив ствола, когда гнездо с пулей находится внизу, например, через одно слева, можно вставить патрон именно в это гнездо. А если револьвер уже заряжен, то рассчитать, в какое гнездо вложить пулю, чтобы патрон оказался напротив ствола.

— Еще раз, пожалуйста, и помедленнее, — попросила я.

Белл повторила. Потом предложила нарисовать.

— Нет, не стоит. Я и так поняла. Но если исключить ошибки или, скажем, плохую балансировку револьвера, то речь идет уже не о случайности, а о неизбежности.

— Да, — кивнула Белл.

Я посмотрела на нее. Лицо ее было безмятежным, спокойным и невозмутимым, как у Лукреции Панчатики — постаревшей, но все же Лукреции.

— Я не понимаю, что ты сделала.

— Сайлас вставил патрон в одно гнездо барабана, положил револьвер и пошел за выпивкой — ты знаешь, какую дрянь он пил, вино с денатуратом, одна часть лилового денатурата на две части красного вина. Пока его не было, я вложила пулю в гнездо, через одно от патрона.

Белл умолкла. Я тоже молчала. Она взяла еще одну сигарету и несколько секунд держала во рту, не зажигая. Потом потянулась за веджвудской зажигалкой, которую подарила мне Козетта, и вопросительно посмотрела на меня.

— Полиция должна была это обнаружить.

— Я вытащила пулю, когда Сайлас умер, перед тем, как идти в Торнхем-Холл.

Не знаю, верить ей или нет. Откуда мне знать, верны ли все эти рассуждения о сбалансированных револьверах и опускающемся вниз самом тяжелом гнезде барабана? Я не разбираюсь в оружии. И не знаю, у кого спросить. Способен ли человек зарядить револьвер, отложить его и отправиться за выпивкой? Способен, если это Сайлас Сэнджер. Кроме того, он, наверное, уже много выпил. Я не верила рассказу Белл, но допускала, что она способна на такое. Вполне допускала.

— Предположим, ты действительно это сделала, хотя я сомневаюсь. Но зачем?

— Сайлас меня довел. Я устала. Он сводил меня с ума. Женился на мне, чтобы иметь раба, — я и была рабом, чернорабочим, вещью, которой пользуются, слугой. Когда Сайлас на мне женился, я была ему благодарна, думала, что моя жизнь будет в десять раз лучше той, на которую я могла надеяться с таким прошлым. У меня не было ни друзей, ни знакомых, а отец с матерью не подпустили бы меня к себе — мы не виделись семь лет. Я знала только социальных работников и одного или двух человек из детского дома. Тебе все должно быть известно — из протоколов суда. Я думала, что брак с Сайласом — это удача, но мне пришлось пройти суровую школу; за шесть лет жизни с ним я повзрослела и кое-чему научилась.