Йозеф Гелинек - Скрипка дьявола

— Папа! — Голос Грегорио слегка дрожал.

— Сынок, с тобой все в порядке?

— Да, но у него ножницы.

— И будет очень жаль, если ему придется пустить их в ход. Поэтому вы оба должны беспрекословно исполнять его приказы! — пригрозил итальянец, забрав у мальчика трубку. — Итак, где паспорт Грегорио?

Инспектор Пердомо со скоростью профессионального крупье перебирал в уме все комбинации возможного противодействия итальянцу. Он ясно понимал, что ни при каких условиях не должен подвергать угрозе жизнь и безопасность сына. Он был уверен, что Рескальо, совершив одно убийство, способен пойти на второе, и заключил, что самое лучшее — повиноваться ему, пока не наступит благоприятный момент.

— Паспорт в холодильнике, — сказал инспектор.

— Сеньор Пердомо, — проговорил итальянец с угрюмой улыбкой. — Вы полагаете, сейчас самое подходящее время шутить со мной? Разве вам не ясно, что вы вынуждаете меня причинить вред ребенку?

— Слушай меня внимательно, придурок, — взорвался полицейский, у которого все внутри оборвалось при мысли, что этот психопат может издеваться над бедным Грегорио. — Я говорю тебе правду! Мой паспорт и паспорт Грегорио лежат в холодильнике, в белом конверте вместе с пачкой долларов, которые я обменял, когда мы собирались ехать в Нью-Йорк. Я положил их туда, потому что не хотел оставлять деньги на виду и был уверен, что уборщица никогда не заглянет под подставку для яиц. Можешь проверить сам!

Рескальо, прикрыв ладонью трубку, приказал мальчику:

— Эй ты, посмотри в холодильнике, под штукой, в которой лежат яйца.

Пока мальчик ходил к холодильнику, Рескальо давал полицейскому последние указания:

— Мой план предельно прост, инспектор. У меня есть два заложника: один — это скрипка ценой в два миллиона евро, другой — мальчик тринадцати лет, который по воле случая оказался вашим единственным сыном. Если паспорт там, где вы сказали, Грегорио и я немедленно отправимся в аэропорт, и там у нас не должно возникнуть ни малейших осложнений.

— Я гарантирую тебе, что ты не встретишь ни малейших затруднений при выезде из страны, — заверил его полицейский самым убедительным тоном. — Никто, кроме меня, не знает, что Ане убил ты. Ты не находишься в розыске, и ордер на твой арест никто не выдавал. В аэропорту тебя никто не будет ждать, даю слово. Но мы должны договориться о том, как и когда я получу назад сына.

— Вы знаете аэропорт Нарита? Во втором терминале на третьем этаже есть знаменитое место встреч — Рандеву-плаза. Там вы сможете забрать своего сына завтра, от трех до четырех часов дня.

— Надеюсь, ты понимаешь, что, если с Грегорио что-нибудь случится, я вынужден буду забыть о том, что я полицейский, и посвятить остаток жизни тому, чтобы найти тебя и собственными руками вырвать у тебя кишки.

— Не будем понапрасну ссориться, инспектор. Я же сказал, для меня ваш сын не более чем залог безопасности. Его смерть мне совершенно ни к чему. Более того, я должен вам сказать, что начинаю испытывать к мальчику истинное уважение.

В этот момент вошел Грегорио с белым конвертом, о котором говорил Пердомо, и вручил его своему похитителю. Конверт был холоден, как мраморная плита. Чтобы освободить руку, Рескальо прижал трубку к уху плечом и открыл конверт, в котором действительно оказалось два паспорта и три тысячи долларов купюрами по десять, двадцать и сто долларов. Итальянец проверил срок действия документов и, увидев дату рождения инспектора, воскликнул:

— Да вы Телец, Пердомо! Как и я. Сердечно поздравляю. Хотя, как вам известно, если уж Телец бывает плох, то он всех заткнет за пояс: он жаден, упрям, вспыльчив, падок на легкий заработок, властолюбив. И фотография ваша никуда не годится, пускай вам выдадут новый паспорт.

С этими словами он взял ножницы и принялся кромсать паспорт полицейского, а затем швырнул на пол, где уже лежала фотография его жены.

— А теперь попрошу вас о последнем одолжении, signore poliziotto, [37] Синьор полицейский (ит.). — проговорил Рескальо. — Я опять приглашу к телефону вашего сына, чтобы вы, его отец, сказали ему, как следует себя вести. Надеюсь, ваши наставления будут краткими и убедительными.

Виолончелист приблизил трубку к уху мальчика и дал знак говорить:

— Папа!

— Да, Грегорио. Если ты будешь делать то, что он скажет, с тобой ничего не случится, поверь мне.

— Договорились, папа.

— Ничего не предпринимай, не провоцируй его, пусть он чувствует полный контроль над ситуацией.

— Да, папа.

— Я позабочусь о том, чтобы завтра днем кто-нибудь забрал тебя с места встречи в Нарите. И последнее, ответь мне просто да или нет. У Рескальо скрипка с собой?

— Да, папа.

Решив, что беседа затянулась, итальянец взял трубку у Грегорио.

— Arrivederci, [38] До свидания (ит.). инспектор. Если вы надумаете меня перехитрить и на моем долгом пути до Нариты я встречу хоть малейшее препятствие, за это заплатит ваш сын. Если вы появитесь в аэропорту, ваш сын умрет. Если я замечу там больше полицейских, чем обычно, или при посадке что-то вызовет у меня подозрение, ваш сын умрет. И родители Ане разорвут вас в клочки, потому что я уничтожу и скрипку. Это все.

Пердомо хотел ответить на садистский выпад итальянца, но не успел: тот уже повесил трубку.

— Очень хорошо, Грегорио, — объявил Рескальо, придя в хорошее расположение духа. — Мы отправляемся в путь. — Жесткое и холодное выражение его лица совершенно исчезло, и перед Грегорио стоял прежний виолончелист, очаровавший его во время исполнения дуэта Боккерини. — Твой отец обещал, что ты будешь хорошим мальчиком, так что насладимся чудесным путешествием. С этой секунды твоя жизнь в твоих собственных руках. Будешь хорошо себя вести? Через двадцать четыре часа все это станет для тебя всего лишь дурным сном. Зато ты сможешь увидеть Токио, рай электронных гаджетов! Но если ты решишь все испортить и попытаешься бежать, тогда… поверь, ты доставишь своему отцу самое большое огорчение в его жизни.

— Я выполню все, что обещал отцу, — мрачно ответил мальчик.

— Это я и хотел от тебя услышать. А теперь — внимание. В аэропорту мы столкнемся с довольно-таки затруднительной ситуацией: во время проверки багажа я не смогу пустить в ход свои ножницы. Возможно, именно в этот момент, когда ты увидишь вокруг полицейских и будешь знать, что я ничего не могу тебе сделать, у тебя возникнет искушение пуститься наутек.

В глубине души Грегорио согласился, что подобной возможностью глупо было бы не воспользоваться.

— Я хочу, чтобы ты знал, что произойдет, если ты решишь бежать, и потом не упрекал меня в том, что я тебя не предупредил.

Итальянец открыл мобильный и нашел в списке чей-то номер. Прежде чем его набрать, он сказал: