Йозеф Гелинек - Скрипка дьявола

— Ты уже слышал, что, если твой отец попытается меня задержать, он поставит тебя в очень сложное положение. Таким же образом, если ты во время проверки багажа попытаешься бежать или выдать меня полиции, некий человек, который пользуется моим полным доверием, через пять минут убьет твоего отца.

Рескальо набрал номер и, услышав, что на том конце телефонной линии сняли трубку, сказал:

— Ренцо? Даю трубку мальчишке.

Рескальо передал телефон Грегорио, и тот поднес его к уху. Послышалось тяжелое дыхание, как будто трубку взял астматик или сексуальный маньяк, потом кто-то произнес:

— Если сделаешь хоть малейшую глупость, я займусь твоим отцом и всей твоей семьей. Hai capito? Понял? Я всем вам перережу глотку кухонным ножом!

Грегорио от страха зажмурился и заплакал, громко и безутешно, и в этом плаче не осталось ничего от прежней сдерживаемой ярости, в нем звучало полное отчаяние.

Мальчик не знал, что этот самый Ренцо — действительно, ближайший друг итальянца — никак не мог отомстить его отцу по той причине, что говорил он из Токио, где должен был позаботиться о том, чтобы Рескальо бесследно исчез.

Похититель не проявил ни капли сострадания к мальчику, которого еще совсем недавно расхваливал за музыкальность и блестящую технику, и, несмотря на то что у него в кармане лежал чистый носовой платок, даже не подумал дать его Грегорио, чтобы тот вытер слезы. Он решил осуществить свои угрозы до конца, если инспектор Пердомо нарушит слово, и для этого ему необходимо было эмоционально дистанцироваться от подростка, которого ему — возможно, очень скоро — придется убить. Оставив Грегорио всхлипывать в углу, он снова взял телефон и, сделав пару звонков, заказал такси до аэропорта.

Тем временем Пердомо, сидя в своей машине, разрабатывал стратегию освобождения Грегорио. Гарантировать полную безопасность его сыну мог только один человек, и этим человеком был он сам. Он должен ехать в аэропорт, это ясно, и, хотя ему вряд ли удастся освободить сына, он сможет убедиться в том, что с Грегорио все в порядке и мальчик не поставит под угрозу собственную безопасность, попытавшись убежать от своего похитителя. Полицейский полагал, что он способен проследить за похитителем и жертвой до самой посадки в самолет, оставшись незамеченным. Он также спрашивал себя, каким образом Рескальо сумеет контролировать своего пленника во время досмотра ручного багажа, ведь сканер мгновенно обнаружит ножницы, и их конфискуют. Список колющих и режущих предметов, запрещенных к провозу в самолетах, был угнетающе широк: топоры, стрелы, дротики, ножи, ланцеты, гарпуны, мотыги, даже коньки! и, разумеется, ножницы длиннее шести сантиметров. Но все эти орудия, с помощью которых можно не только угнать самолет, но и тяжело ранить ребенка, легко заметить, коль скоро они сделаны из металла. А если Рескальо спрятал в футляре скрипки какой-нибудь предмет из пластика или дерева, который может оказаться таким же смертоносным, как стальные ножницы? И все же Пердомо понимал, что итальянец наиболее уязвим во время проверки ручного багажа, когда ему придется, пусть всего на минуту, отойти от мальчика.

Первым делом полицейский позвонил в справочную службу аэропорта, чтобы узнать сегодняшнее расписание рейсов до Токио. Ему ответили, что могут предоставить информацию только о прямых рейсах, а так как все компании осуществляли перелет в Японию с посадкой, он позвонил в знакомое агентство путешествий, где ему предоставили данные обо всех сегодняшних полетах. Самолет компании «Свис Эйр» вылетал 9.50 утра с посадкой в Цюрихе, немного позже, в 10.20, вылетал самолет «Эр Франс» через Париж. За ними следовали рейс «Люфтганзы» в 16.50 через Франкфурт и еще один рейс «Эр Франс» в 19.30, тоже с посадкой в столице. По вторникам и четвергам в 16.00 выполнялись рейсы «Иберии» с посадкой в Амстердаме, где самолет принимал на борт пассажиров другого самолета этой же компании и приземлялся в Токио на следующий день в 14.30. Рескальо только что сказал ему, что Грегорио можно будет забрать на Рандеву-плаза где-то между тремя и четырьмя часами дня. Значит, итальянец неизбежно должен полететь этим рейсом.

План Пердомо был предельно прост. Он должен был прибыть в аэропорт Барахас на четвертый терминал, откуда самолеты «Иберии» отправлялись в Амстердам, представиться жандарму-таможеннику, спрятаться невдалеке от пункта проверки ручного багажа и перейти к действиям, как только Грегорио окажется под аркой металлоискателя, вне зоны досягаемости итальянца. Если он приедет вовремя, нейтрализовать Рескальо будет довольно легко. Но сможет ли он быть в аэропорту раньше похитителя его сына? От его дома в Мадриде до аэропорта около двадцати километров, то есть минут двадцать пять езды. Надо пересечь кольцевые, доехать до шоссе на Валенсию и свернуть на автостраду М-40, с которой есть съезд на Барахас. Но в данный момент, находясь в Эль-Боало, откуда до аэропорта не меньше часа, он сможет нагнать итальянца лишь в том случае, если очередь на проверку багажа окажется достаточно длинной. Он проклинал себя за то, что принял предложение журналистки с канала «Телемадрид» провести репортаж с того места, где он обнаружил убийцу Марраля. Он не ответил на звонок сына — или того, кого принял за сына, — потому что отключил сигнал, чтобы не прерывать интервью, и даже не слышал вызова. Закончив отвечать на вопросы журналистки, он увидел, что ему звонили из дома, но, когда ответил на звонок, трубку взял Рескальо.

Убедившись, что его табельное оружие заряжено, Пердомо ввел в GPS-навигатор своей машины место назначения, куда он должен был прибыть любой ценой раньше убийцы Ане Ларрасабаль. Аппарат указал кратчайший маршрут: следовать по дороге на Серседу до Кольменарского шоссе, там съехать на автостраду М-40 и направиться к Т4 — четвертому терминалу. Не попрощавшись с журналисткой, веснушчатой неаполитанкой, которая, проведя всего шесть месяцев в Испании, говорила по-испански лучше любого академика, он выжал до упора педаль газа и на бешеной скорости покинул этот небольшой городок к северу от Мадрида. В зеркальце заднего вида он видел, как журналистка делает отчаянные знаки, прося его задержаться. Так как давать задний ход было некогда и он понятия не имел, что нужно от него журналистке, он рванулся вперед, по-прежнему выжимая до предела педаль газа. Он вел машину с азартом участника ралли, но не прошло и пяти минут, как на левом повороте на Навасерраду его машину занесло, развернуло на триста шестьдесят градусов и выбросило с дороги. «Идиот! — отругал себя Пердомо, убедившись, что машина не перевернулась только чудом. — Еще немного, и я бы разбил себе башку об эти камни!»