Карин Альвтеген - Утрата

Она огляделась.

Незаправленная кровать в центре комнаты. Простыни и наволочки, некогда, видимо, белые, посерели и покрылись пятнами.

У стены напротив — туалетный столик из темного дерева, наверное дуба, а перед зеркалом — горящая стеариновая свеча в серебряном подсвечнике высотой с полметра. Такие свечи она видела только в церкви. Рядом с подсвечником — Библия.

— Сибилла, открой.

Она подошла к окну. Шпингалет не поддавался, ей пришлось помучиться, прежде чем он открылся. Скрежещущий звук сопротивляющегося металла.

— Не открывай окно! — кричал он. — Сибилла, осторожней со свечой.

Он колотил в дверь.

Повернувшись, она посмотрела на подсвечник. Пламя подрагивало от ветра, врывавшегося через открытое окно.

Наклонившись, она выглянула вниз. Прямо под ней каменные ступени крыльца, и если она не ударится о железные перила, то наверняка насмерть разобьется о каменную площадку.

— Сибилла! Закрой окно.

Теперь голос звучал строго.

Оставив окно открытым, она подошла к туалетному столику. Передышка, которую обеспечивала запертая дверь, позволила снова собраться с мыслями.

Осторожней со свечой.

У серебряного подсвечника лежат еще две запакованные в пластик свечи такого же размера, а рядом четыре неиспользованные кладбищенские свечи в белых пластмассовых футлярах.

Время горения — шестьдесят часов.

Взяв Библию, она раскрыла ее на первой странице. На внутренней стороне обложки было что-то написано, она быстро прочитала:

И она мгновенно сообразила, что теперь сила на ее стороне.

Горящее пламя — ее оружие.

Она услышала скрежет в замочной скважине. Отложила в сторону Библию и спешно закрыла окно.

— Если ты войдешь, я погашу свечу! — крикнула она.

Шпингалет встал на место. Звук в замочной скважине стих.

— Она ведь горит с тех пор, как он умер, да?

В ответ не прозвучало ни звука, но теперь она знала наверняка: он хранит это пламя, как олимпийский огонь, как живую память о любимом.

Теперь у нее есть дополнительный запас времени.

Только вот для чего?

Она огляделась по сторонам.

Кроме кровати и столика, в комнате ничего больше не было. На полу — коричневатый в разводах ковролин, поверх которого три старых тряпичных половика. Она посмотрела на кровать. Может, простыни хватит, чтобы спуститься по ней вниз? А что потом? Он успеет снова ее схватить.

Она подошла к подзеркальнику и подняла подсвечник. Осторожно, очень осторожно, прекрасно понимая, что горящая свеча — это ее страховка.

— Можешь войти! — крикнула она.

— Тогда открой.

Какое-то время она колебалась.

— Прежде чем войти, досчитай до трех, иначе я погашу свечу.

Ответа не последовало. Она подошла к двери, мягкое покрытие заглушало звук ее шагов. Быстро повернув ключ, снова отошла от двери подальше.

Через три секунды ручка тихо опустилась вниз.

Они стояли лицом к лицу, и между ними горела свеча.

Из его глаз сыпались искры ярости. Он смотрел на свою изувеченную руку, вытянув ее перед собой. Она проследила за его взглядом. По всем пальцам шла рваная рана, а мизинец, кажется, сломан полностью.

Они молчали.

И только пламя двигалось между ними.

— Зачем ты это делаешь? — наконец спросил он. — Что ты надеешься так выиграть?

— Я хочу, чтобы ты позвонил в полицию.

Он покачал головой. Не отказываясь, скорее демонстрируя собственную раздраженность.

— Ты не понимаешь, что так надо? Мы же с тобой избраны, ты и я. Мы ничего не можем изменить… Оставь свечу.

Она усмехнулась. Свеча вздрогнула от внезапного порыва воздуха. Дрожащее пламя вдруг напомнило ей о том, насколько непрочной была ее временная победа, и ею снова овладел страх.

Может быть, он это заметил, может быть, почуял.

На лице его снова появилась улыбка.

— Мы с тобой из одного теста, ты и я. Я читал о тебе в газетах.

Как же ей отсюда выбраться?

— Они разговаривали с кем-то из твоих одноклассников. Ты читала?..

Если она выйдет, огонь погаснет. Выигрыш во времени на улице не поможет.

— Я тоже был одиночкой…

— Где телефон?

— Уже в первом классе было понятно, что я не такой, как все. Это все видели…

— Повернись и спускайся вниз, иначе я ее погашу.

Улыбка исчезла с его лица, но сам он не пошевелился.

— А потом, Сибилла? Что ты будешь делать потом?

Прошла вечность, и, когда ей начало казаться, что громко стучащее сердце вот-вот выпрыгнет из груди, он наконец повернулся. Медленно вышел в коридор, она следовала за ним на расстоянии нескольких метров, чтобы он не слышал ее возбужденного дыхания. Ступенька за ступенькой. Они шли по лестнице, как кортеж святой Люсии, только в обратном порядке — Люсия со свечой замыкала шествие. Одной рукой Сибилла прикрывала пламя, а он по-прежнему держал свою поврежденную руку перед собой. Ноги дрожали. Она пыталась предугадать развитие событий. Надо заставить его позвонить. Или, может, лучше сделать это самой? Осталось четыре ступеньки. Спустившись вниз, он остановился в коридоре.

— Иди дальше.

Сделав, как она велела, он исчез в кухне. Подсвечник был тяжелым. Она его держит очень долго, у нее кончаются силы. Осторожно опустив его, она сошла с лестницы.

Он исчез.

— Встань в дверях.

Ни намека на движение из кухни. Она переменила руку.

— Я сейчас погашу ее.

Но он уже догадался, что это пустая угроза. Ну, погасит, а что потом? В комнате слева диван и журнальный стол. И такой же ковролин, как наверху. Дверь в мастерскую приоткрыта. Она шагнула ближе.

Взяла тяжелый подсвечник обеими руками.

— Выйди, чтобы я тебя видела! — крикнула она.

Телефона нигде видно не было. Она пошла дальше по направлению к мастерской. Из кухни не доносилось ни звука. Добравшись до порога комнаты, она быстро закрыла за собой дверь.

Телефон стоял на круглом столике в самом центре комнаты. Модель «кобра» с диском на основании с вертикальной трубкой, серый и заляпанный всеми цветами радуги.

Чтобы позвонить, нужны обе руки.

Глядя в коридор, она осторожно поставила подсвечник, подняла трубку и дрожащими руками прикоснулась к диску. От страха все внутри болело.

Так близко — и так далеко.

И тут он на нее набросился.

С грохотом распахнулась дверь гостиной, и, прежде чем Сибилла успела среагировать, он повалил ее на пол, ударив табуреткой. От боли у нее потемнело в глазах, а когда он сел на нее верхом, она почувствовала, что ребро сломано.

— Никогда так больше не делай! — прорычал он.

Она покачала головой, попыталась защититься от боли.

— Господь на моей стороне, — продолжал он. — Тебе не удастся уйти.