Андрей Уланов - Найденный мир

Он вздохнул:

– Не те люди, которых я предпочел бы спасать, но выбора нет. Николай Лаврентьевич! Становимся на якорь у вон того мыса, впереди по бакборту. И спускаем вельбот на воду.

– Поразительно, что кто-то вообще уцелел после такого крушения, – пробормотал Мушкетов, с опаской глядя на окаймленные бурунами черные камни.

Колчак пожал плечами и тут же сморщился – на ветру давал о себе знать приобретенный в полярных экспедициях ревматизм. Капитан бросил в рот таблетку из байеровской склянки – аспирин, – проглотил, не разжевывая.

– Вероятно, поначалу все выглядело не так страшно. Корабль выбросило на камни, и экипаж успел добраться до берега, когда буря стихла.

– Если это была буря, – заметил геолог.

– Что вы хотите сказать?

– Тихоокеанские побережья Старого Света после Разлома несколько раз страдали от приливных волн, цунами. Возможно, здесь было то же самое, – пояснил Мушкетов неловко.

– Возможно, – согласился Колчак. – Даже вероятно. Гораздо примечательнее, что кто-то остался в живых, проведя несколько месяцев на незнакомом берегу. Значит, не так уж он негостеприимен. Правда, с моря не видно никаких признаков людского присутствия, но в этих скалах…

– Капитан! – Юношеский голос Шульца сорвался. – Там, на берегу, человек! Сигналит! Сигналит флажком!

– Что же, посмотрим, что ты нам расскажешь… «Соколик», – с тяжелой насмешкой промолвил Колчак.

…Владимир Обручев успел подскочить к падающему прежде, чем тело коснулось земли, но уже после того, как над лагерем разнесся заполошный вопль второго часового. Придержать за плечи – и замереть, отпустив, осознав, что помощь больше не требуется. С такими ранами человек не успевает прожить достаточно долго, чтобы осознать свою смерть.

Звук оплеухи вырвал геолога из оцепенения. Второй часовой замолк. На щеке его расплывалось красное пятно.

– Ч-черт, – проговорил Никольский, встряхнув отбитой рукой. – Черт. Как же это?..

– Господи Иисусе! – Выкарабкавшийся из палатки Злобин даже в исподнем выглядел внушительно. – Сюда! Все сюда!

Обручев вскинул взгляд. Ему пришло в голову, что нечто, убившее матроса, может вот прямо сейчас перемахнуть через баррикаду и… Но Злобин уже держал у плеча выхваченную у часового трехлинейку, и паника отступила так же быстро, как накатила.

– Черт, – в третий раз повторил Никольский. – Вот же… Русскому человеку выгребная яма не копана…

Только тут геолог сообразил, что у матроса приспущены штаны.

– Должно быть, решил справить нужду с баррикады, чтобы до гальюна не бежать, – раздумчиво произнес Злобин, не опуская винтовки. – Тут его и…

Он осекся. «И…» выглядело страшно. Матросу вспороло живот – одним ударом, от груди до паха. Кишки вывалились наружу, влажно блестящим комком прикрыв срам. И, будто этого показалось мало, неведомая тварь вырвала несчастному горло.

– Оно еще там, – с жуткой убежденностью промолвил Никольский, глядя поверх баррикады в ночную тьму.

– Черный петух! – воскликнул второй часовой, суча ногами. – Черный петух его ударил!

– Молчать! – приказал Злобин таким тоном, что смолкли все: даже плотная кучка мрачных матросов, сбившихся за спиной у старшего лейтенанта, ощетинясь стволами винтовок – примкнуть штык никто не успел. – Лампы сюда! Несите лампы!

Кто-то почел за благо скрыться, пользуясь приказом. Остальные замерли, выжидая.

Обручеву казалось, будто он слышит звуки из-за баррикады – то ли влажное чавканье, то ли шорох. Может, это шелестели на ветру хвощи… но вечерний бриз стих, и над лагерем повис мучительный, зябкий и душный штиль.

Принесли фонари. Лампы несильно разгоняли темноту, но придавали уверенности. Злобин первым шагнул на баррикаду, сжимая винтовку в лапищах. Боцманмат Горшенин подсвечивал ему фонарем из-за спины.

– Проклятие… – выдохнул лейтенант.

Любопытство пересилило: геолог вскарабкался на груду колючих хвощей следом за моряками.

Тушу ящера не стали затаскивать на огороженную, расчищенную площадку: разделали за баррикадой, перенесли в лагерь пласты темного, сочного мяса и образцы для Никольского, а остальное – потроха, несъедобные жилы, большую часть костей и куски шкуры – бросили на месте, среди засохших кровяных луж, собираясь наутро закопать. Погода стояла прохладная, и за ночь ошметки туши не должны были протухнуть.

Они и не протухли. Их не было.

Взгляду геолога предстал голый пятачок под баррикадой. Обглоданные позвонки с хорошую миску размером. Впитавшаяся в землю кровь. Комья полупереваренной зелени из кишок. И все.

Обручеву показалось, что за пределами очерченного фонарем круга света мелькнуло что-то темное, стремительное, но возможно, то была лишь игра разгоряченного воображения.

Чем дальше немногочисленный отряд углублялся в скалы, тем сильнее давил на Дмитрия Мушкетова неясный ужас. Все явственней делался запах серы: должно быть, где-то невдалеке выходили на поверхность минеральные источники. Черные стены почти смыкались над головами, стискивали тропу, дикими зигзагами сбегавшую к опасному берегу. Матросы поневоле растянулись цепочкой: идти плечом к плечу было невозможно. Геолога оттерли в самую середину отряда, как лицо гражданское и особо ценное, хотя в последнем молодой ученый усомнился после того, как капитан настоятельно попросил его отправиться на берег вместе с лейтенантом Бутлеровым в качестве запасного переводчика. То, что офицеров он мог раздражать не меньше, чем они его, Мушкетову в голову не пришло.

Впереди маячила спина провожатого – бледного до лимонной желтизны изможденного азиата в рваной зюйдвестке. За все время тот произнес едва ли больше двух слов: «Como, como!»

Расселина вывела моряков на тесную площадку на вершине скалы, зажатой между двумя утесами. По прикидкам геолога, дымовой сигнал подавали с вершины одного из них, – значит, дорога наверх существовала, но покуда он не видел, где она проходит. В одном месте утес нависал над площадкой, создавая нечто вроде неглубокой пещеры. Этот участок был отгорожен стеной из обломанных досок, затянутых парусиной. Заметно было, что люди обосновались здесь уже довольно давно, однако молодой ученый не мог не обратить внимания, что на скале подозрительно пусто: получалось, что жертвы кораблекрушения заняты поисками пропитания в другом месте… или не дожили до спасения.

– Como, – повторил азиат дрожащим фальцетом, указывая на откинутый обрезок брезента, служивший дверью. Геолог попытался представить, что творилось на открытой со стороны моря площадке в дни бурь, и вздрогнул.

Лейтенант пожал плечами и первым шагнул вперед.

– Ярцев, Кобель, Орлов, – останьтесь на тропе, – бросил он через плечо.