Франк Тилье - Переломы

— У доктора Данби и твоих учителей возникли определенные сомнения по поводу твоего поведения, я должен был что-нибудь придумать, иначе нас могли разлучить. Как правило, мне хватало угроз… Чего ты хотела? Закончить свои дни в психушке? Я бы не смог жить без тебя. Алиса, маленькая моя…

Алиса чувствует, как злость разгорается в ней ярким пламенем. Ее мышцы напрягаются, а сердце начинает биться заметно медленнее. Она поднимает голову, сжимает челюсти, резким движением сбрасывает очки. Они повисают на шнурочке у нее на груди.

Клод, посмеиваясь, отходит. Теперь он крепче сжимает ружье.

— Ага, вот и Доротея пришла на помощь. Это впечатляет, ты появляешься с той же легкостью, что и прежде. Ну, как поживает моя дочь-врушка?

Доротея смотрит на него в упор:

— Будь проклят, я ненавижу тебя.

— Меня многие ненавидели, но теперь их нет и они про это не расскажут.

Он по-прежнему целится ей в лицо и закрывает один глаз. Доротея не мигает:

— Ты не осмелишься выстрелить. Я твоя дочь! Ты… не можешь убить меня!

Он подходит, хватает ее за подбородок и заставляет смотреть себе прямо в глаза. В другой руке он сжимает ружье.

— Тебя я ненавижу больше, чем кого бы то ни было. Ты украла душу моей дочери. Мне действительно следовало убить и закопать тебя, и уже давно.

Доротея оглушена. Каждое слово, вылетающее из уст этого извращенца, отдается в ней проклятием.

— Николя и ты — вот самые страшные паразиты. Вы украли у меня моего ребенка! — продолжает он.

Прежде чем он успевает нажать на спуск, она бросается на него и пытается вцепиться ему в горло. Она кричит. Но ей удается лишь задеть его ногтями. Сильный удар прикладом по запястью, второй — по затылку, и она падает на землю, уткнувшись лицом в густую траву.

— Идиотка.

В тот момент, когда он приставляет дуло ружья к затылку дочери, в его кармане начинает вибрировать телефон. Он поднимает ружье, отходит на шаг и достает мобильный Жюли. В трубке звучит мужской голос:

— Жюли? Я тут для тебя выяснил…

Клод смотрит на неподвижно лежащую дочь.

— Жюли сейчас занята. Она просила меня принять сообщение.

Собеседник на мгновение замолкает.

— Хорошо. Скажите ей, что анестезиолог по имени Жерар Вийемон пропал в марте две тысячи пятого года и с тех пор не подавал признаков жизни.

— Как вы сказали — Жерар Вийемон?

— Да, правильно. Вийемон был замешан в уголовном деле, которое рассматривалось в суде Нантерра в феврале две тысячи второго года. Муж умершей женщины обвинил его в ошибке во время родов, приведшей к смерти и матери, и ребенка. Дело было рассмотрено, и вину врача или клиники не признали.

Клод потирает подбородок.

— Очень хорошо. Но… Она сейчас в ванной, она мне ничего не говорила про это расследование. Вы знаете, в чем тут дело?

— Точно — нет. Вроде бы она расследует какие-то исчезновения, но больше я ничего не знаю.

— А как ваше имя?

— Тьерри Воске.

— Хорошо. Спасибо, Тьерри, я ей передам.

— А, вот еще. Машина в Аррас выехала.

— Как вы сказали, машина? Хорошо…

Клод швыряет мобильный на землю и яростно давит его каблуком. Его дочка с трудом поворачивается. Сгорбившись, она начинает мять пальцами глину.

— Я помню этого Вийемона. Пришлось потратить много времени и труда, чтобы этот мерзавец признался в том, что совершил врачебную ошибку, и согласился подписать письмо. Он проскочил через сети правосудия, но меня обмануть нельзя. Он сломал жизнь семьи, а через две недели пошел играть в гольф. Когда человек, у которого он отнял все, шестнадцать раз ударил его ножом в чаще леса, он уже так не смеялся…

Он делает глубокий вдох.

— Я с тобой разговариваю, но ты же ничего не понял, а, Николя?

В грязи сидит маленький мальчик.

— Ты меня больше не будешь наказывать, папуля? Я не сделал ничего плохого.

— Знаю, знаю, мой мальчик. Здесь никто и никогда ничего плохого не делает.

Клод подходит и ласково гладит его по голове. Потом занимает позицию. Твердо упирает приклад ружья в плечо, кладет палец на спусковой крючок. Закрывает один глаз.

Выстрел слышен даже на краю кладбища.

Мрак разрывается, и в тот же момент брызжет кровь. А потом снова воцаряется тишина, все вокруг погружается в мрачное спокойствие.

Внезапно слышатся шаги. Николя поднимает голову, его руки все еще прижаты к ушам. Его отец, хрипя, катается по траве. На его груди расцветает красный цветок.

Из темноты выходит человек в капюшоне, при свете луны видно, что из ружья, которое он держит рукой в черной перчатке, еще идет дымок. Он нагибается и протягивает ружье Николя:

— Бери и беги. Давай же, скорее…

Голос звучит глухо, неузнаваемо. Николя оцепенел от страха. Его глаза, увидевшие сегодня слишком многое, устремлены на лежащего отца, он весь дрожит. Человек успокаивает его:

— Твой папа больше не сделает тебе больно, он больше никогда не будет тебя мучить. Уходи. Беги к лесу, хорошо? И не забывай, Николя, я — капюшон из твоего сна, я прихожу, когда все плохо. Если тебя спросят, ты так и отвечай.

Ничего не понимая, мальчик берет разряженное ружье и уходит. Он идет неуклюже, несколько раз чуть не падает. Человек снимает капюшон и садится на корточки перед Клодом. Тот шумно дышит.

— Твоя дура дочь сама бросится в пасть волку. Ты только посмотри, как она бежит с ружьем, эта дебилка. Извини, но иначе это закончиться не могло. Все стало слишком опасно.

— Грязная…

Клод умирает, он не в силах закончить фразу. Человек смотрит на раздавленный телефон.

— Из-за этой чертовой блондинки из соцслужбы и бардака, который оставил после себя Грэхем, полиция точно докопается до наших дел. К счастью, все это свалят на тебя, им и в голову не придет, что было два человека в капюшонах.

Захлебываясь кровью, Клод отвечает:

— Они… сопоставят с тобой…. Они… поймут, когда…

— Нет-нет. Для этого им надо найти колодец с трупами. Никто не знает, где он. Но даже если допустить… Я принял меры. Пока ты был в больнице, я забрал того, который имел ко мне отношение, и закопал очень далеко отсюда. Знаешь, приятного мало — рыться в этой тухлятине, пришлось их там поворочать, черт бы их побрал. Столько лет прошло, а на скелете еще были видны следы от моего топора. На черепе, на бедренной кости, на голени и почти на всех ребрах. По ним я его и узнал.

Он наклоняется к уху умирающего:

— Я здорово его уделал, а? Когда ты увидел, как я с ним обошелся, там, в лесу, ты сразу понял, что я тебе нужен… У тебя всегда был нюх на всякие мерзости.

При каждом вдохе из горла Клода вырывается свист. Человек в черном потирает руки, словно пытается избавиться от невидимой грязи.

— Я боялся, что у нас будут проблемы из-за этого психиатра. Он хорошо поработал с Алисой…