Франк Тилье - Переломы

Доротея резко откидывается назад. Она потрясена:

— Вы говорите мне, что…

— Что ваш отец мертв. Его убили пулей двенадцатого калибра выстрелом в грудь. Вы не в курсе?

Она трясет головой, смотрит на него невидящими глазами. Психиатр дает ей время, чтобы свыкнуться с шоком. Она не плачет, ее зрачки расширяются, напоминая пятна расплывающейся нефти. Брока дожидается подходящего момента и продолжает:

— Вы испытываете печаль?

Она не колеблясь смотрит ему прямо в глаза:

— Скорее облегчение. Наконец он оставит меня в покое. Отец ненавидел меня больше всех на свете.

Ее искренность свидетельствует об удивительной вещи: Доротее Дехане нечего скрывать. Брока пытается копнуть поглубже:

— С того момента, как мы привезли сюда Николя, он очень мало нам рассказал. Водители видели, как он шел с ружьем в руке вдоль шоссе, и позвонили в полицию. Николя представляется мне очень… скрытным, он боится отвечать на наши вопросы, а стоит повысить голос, как он весь сжимается. Вы полагаете, что ваш отец плохо с ним обращался?

— Мой отец со всеми плохо обращался, — отвечает Доротея. — Но теперь это кончилось. Вы сказали ему, что… наш отец умер?

— Конечно. Пока что он отказывается верить. Он думает, что Клод Дехане не может умереть. — Доктор откашливается: — Мы допросили также некую Мирабель Брё. Вы с ней знакомы?

— Да. Она живет за холмом.

— Услышав новость, она разрыдалась. Судя по всему, он был ей очень дорог.

Доротея сидит с отсутствующим видом:

— Да уж…

Доктор несколько секунд с серьезным видом молчит.

— А как вы думаете, она может быть каким-то образом замешана во всем этом?

— То есть?

— Могла она выстрелить в вашего отца, а потом дать ружье Николя?

Доротея убежденно мотает головой:

— Нет. Только не Мирабель. Она любила моего отца. По-настоящему.

— Иногда можно убить и того, кого очень любишь. Это называется преступлением на почве страсти. Или, может быть, она хотела за что-то отомстить?

— Нет-нет, это не она.

Доктор немного наклоняет голову, прикладывает палец к нижней губе.

— Ну, хорошо… Допустим… Вернемся к Николя. Он рассказал нам кое-что удивительное. Сказал, что в тот самый вечер в доме Люка Грэхема, а потом рядом с сараем видел человека в черной одежде и капюшоне. Этот человек якобы заставил его взять в руку нож, которым был убит ваш психиатр, и якобы именно он выстрелил из ружья в вашего отца и ранил его. Вы этого человека когда-нибудь видели?

Доротея уверенно кивает:

— Да, много раз. Я видела его из окна своей комнаты на ферме. Он приходил из леса или приезжал на грузовичке вместе с моим отцом.

— А что он делал у вас?

— Он часто запирался в коровнике.

Психиатр делает заметки. Невозможно понять, о чем он думает, верит ли он в ответы Доротеи.

— Значит, этот человек в капюшоне и ваш отец вместе запирались в коровнике… А вы видели раньше его машину?

— Нет, я вам уже сказала. Он или приезжал в грузовичке вместе с отцом, или приходил с холма.

— Как Мирабель?

Ответа нет… Психиатр продолжает:

— А что они делали в коровнике?

— Не знаю. Вы ведь не верите, что этот человек существует, да?

— Да нет же, как раз верю. В комнате Люка Грэхема, рядом с его телом, мы нашли волокна. Волокна черной шерсти со следами слюны.

— А вы не подумали, что Грэхема мог убить этот человек?

Доктор вздыхает и откидывается на спинку кресла. Ему уже приходилось иметь дело со сложными случаями, но этот — из ряда вон выходящий. Два доказанных убийства, одно исчезновение и больная, о которой он совершенно ничего не знает, потому что одна из жертв — это ее психиатр, а история болезни, судя по всему, пропала. Более того, в его распоряжении всего шесть недель, несчастных шесть недель, чтобы разобраться в состоянии этой больной.

Он видит, что поведение его собеседницы меняется — она переходит от состояния обороны к подчинению. Это преображение заняло менее пяти секунд.

— Я хочу пить, — говорит Алиса, прижимая пальцы к вискам.

— Я попрошу, чтобы вам принесли воды. Хотите поесть?

— Нет, спасибо. Я бы просто хотела вернуться домой.

Раздается стук в дверь. В кабинет входит какой-то мужчина. Алиса поворачивается и через несколько секунд узнает его. Это Марк Броссар, директор Исследовательского центра. Он проходит мимо нее и кладет на стол Брока желтую папку.

— Я буду в холле…

Алиса втягивает голову в плечи. Она пытается не встречаться глазами со специалистом, но, когда он слегка задевает ее, идя к выходу, она чувствует себя раздавленной немым упреком. Он не сказал ей ни одного слова.

Брока берет папку и открывает ее. Алиса молча, не шевелясь наблюдает за ним.

— Это касается вас, мадемуазель Дехане. Вы помните тест визуальной стимуляции, который вы проходили в экспериментальной лаборатории утром восьмого октября?

Алиса медленно кивает. Перед ее глазами встает большая белая комната, компьютер, датчики, прикрепленные к ее телу, и бесконечная череда картинок, одна страшнее другой.

Врач кладет папку на место, в руке у него фотография.

— Вот, судя по всему, именно с этого снимка все и началось. Все те события, которые привели к тому, что сегодня мы с вами тут сидим.

Алиса отвечает ему не сразу, но ее голос звучит ясно, спокойно. Ее лицо не выражает ни малейшего озлобления.

— Может быть, именно этот снимок позволил мне понять, каким чудовищем был мой отец. Может быть, он открыл какие-то краники в моей голове. Покажите мне его.

Психиатр кладет перед ней фотографию. Алиса подходит и склоняется над столом.

В траве лежит мужчина, блондин с перерезанным горлом. Фотография сделана крупным планом, можно разглядеть хрящи гортани и розоватую плоть в глубине разреза. Рот словно застыл в неоконченном крике. Судя по всему, снимок сделан на месте преступления.

В одно мгновение лицо Алисы искажает отвратительная гримаса, она морщит нос, челюстные мышцы напрягаются, на шее вздуваются вены.

Берди вышел из своего укрытия.

В этом новом обличье Алиса уже не тратит времени на изучение окружающего пространства. Она бросается к двери, наталкивается на охранников, впивается ногтями в щеку одного из них. Она кричит срывающимся голосом:

— Пропустите меня!

Ее валят на пол, она отбивается, тяжело дышит, словно дикий зверь. Ее сила просто поражает, охранникам с трудом удается с ней справиться. В конце концов, обездвиженная, выдохшаяся, она успокаивается. И только тогда, сжав зубы, смотрит в упор на психиатра и говорит ему:

— Я думаю, надо спасать других! Скажите им, чтобы они меня выпустили!

— Кого — других?

— Пленников. Пленников, которых мой отец держит в туннелях.

Национальный центр научных исследований, 8 октября. Увидев фотографию изувеченного человека, Берди срывает с себя подбородник и датчики и с воплем бросается к двери лаборатории. Он бежит по коридорам, а когда Люк Грэхем пытается преградить ему путь, с силой отталкивает его и выбегает на улицу. Он знает, как выглядит машина Алисы, синий «фиат крома». Он садится за руль, и автомобиль, скрипнув шинами, скрывается из виду.