Деннис Лихэйн - Остров проклятых

— Отлично, пристав. У вас превосходно развит защитный механизм. Вы, наверное, мастер допросов.

Тедди, отметив про себя, что у Коули на книжных полках, по крайней мере в этой комнате, не так уж много медицинской литературы, отрицательно покачал головой. Главным образом романы, несколько тоненьких книжечек, вероятно стихов, а также много биографий и книг по истории.

— Действительно мастер? — спросил Нэринг.

— Я федеральный пристав. Наша задача — доставить человека. А вопросы ему задают другие.

— Я о «допросах», а вы мне о «вопросах». Да, пристав, у вас в самом деле потрясающая защитная реакция. — Он постучал о столик донышком стакана с виски, словно аплодируя. — В мужчинах, склонных к насилию, есть что-то интригующее.

— В каких мужчинах? — Тедди подошел ближе и устремил взгляд на человечка в кресле-качалке, погромыхивая кубиками льда в стакане.

Нэринг, откинув голову назад, пригубил свой скотч.

— Склонных к насилию.

— Не слишком ли смелое предположение, док? — сказал Чак. Таким откровенно раздраженным Тедди его еще не видел.

— Предположение? Это не предположение.

Тедди еще разок встряхнул стакан со льдом, прежде чем его осушить. У левого глаза Нэринга пульсировала жилка. Тедди сел со словами:

— Не могу не согласиться с моим напарником.

— Не-е-ет. — Односложное слово Нэринг превратил в три. — Я вас назвал мужчинами, склонными к насилию. А это не то же самое, что обвинить вас в насилии.

Тедди встретил его заявление широкой улыбкой.

— Просветите нас.

За их спинами Коули поставил пластинку на диск проигрывателя, послышался скрип иглы, а затем отдельные щелчки и шипение, напомнившие Тедди звуки в трубке мертвого телефона. А дальше — бальзам для слуха — звуки струнных и фортепьяно. Какая-то классика, определил Тедди. Что-то прусское. Вспомнились кафешки за границей, а также коллекция пластинок в кабинете помощника коменданта Дахау, одну из которых он слушал, когда выстрелил себе в рот. Офицер был еще жив, когда вошли Тедди и еще четыре солдата. Он булькал кровью и все пытался дотянуться до пистолета, выпавшего из рук после первого выстрела. Бархатная музыка расползалась по комнате, как пауки. Он умирал минут двадцать, пока двое солдат обыскивали комнату, попутно справляясь у der Kommandant, не больно ли ему. Когда Тедди забрал у него фотографию в рамке, на которой тот был изображен вместе с женой и двумя детишками, он округлил глаза и потянулся за фото. Тедди же, отступив на шаг, переводил взгляд с фотографии на лежащего, туда-обратно, туда-обратно, до тех пор пока тот не испустил дух. И все это время звучала музыка. Звенела в ушах.

— Брамс? — спросил Чак.

— Малер, — ответил Коули, садясь рядом с коллегой.

— Вы хотели, чтобы я вас просветил, — напомнил Нэринг.

Тедди развел руки в стороны — дескать, милости прошу.

— Ручаюсь, — начал Нэринг, — что со времен окончания школы ни один из вас не уклонился от физической стычки. Это не значит, что вы получали удовольствие, а лишь то, что вариант отступления вы даже не рассматриваете.

Тедди бросил взгляд на Чака, тот ответил ему смущенной улыбочкой.

— Он не привык обращаться в бегство, док. Воспитание, — сказал Чак.

— Ах, ну да… воспитание. И кто же вас воспитывал?

— Медведи, — сказал Тедди.

Глаза Коули просветлели, он одобрительно кивнул.

А вот Нэринг явно не оценил юмора. Он разгладил брючины на коленях.

— В Бога веруете?

Тедди засмеялся.

Нэринг весь подался вперед.

— Вы это серьезно? — спросил Тедди.

Тот молча ждал ответа.

— В лагере смерти бывали, доктор?

Нэринг жестом показал «нет».

— Нет? — Тедди тоже подался вперед. — Ваш английский хорош, почти безупречен. И все же согласные у вас выходят твердоватыми.

— Разве легальная иммиграция является преступлением, пристав?

Тедди с улыбкой помотал головой.

— Тогда вернемся к Богу?

— Как-нибудь познакомьтесь с лагерем смерти, доктор, а потом спрашивайте меня о том, что я думаю о Боге.

Вместо кивка Нэринг медленно прикрыл веки, а потом снова открыл, уже обращаясь к Чаку:

— А вы?

— Я незнаком с концлагерем.

— В Бога веруете?

Чак пожал плечами:

— Давно как-то о нем не думал, ни в каком качестве.

— С тех пор как умер ваш отец, да?

Теперь и Чак подался вперед, глядя в прозрачно-стеклянные глаза толстячка.

— Ведь ваш отец умер? Как и ваш, пристав Дэниелс? Готов побиться об заклад, что вы оба лишились главного мужского авторитета в доме, когда вам еще не было пятнадцати лет.

— Пятерка бубей, — сказал Тедди.

— Простите? — Нэринг еще сильнее подался вперед.

— Это ваш очередной трюк? — сказал Тедди. — Вы мне сообщаете, какая карта у меня в руках. Хотя нет, подождите… вы распиливаете пополам медсестру и достаете кролика из шляпы доктора Коули.

— Никаких трюков.

— Еще вариант, — продолжал Тедди, у которого руки чесались оторвать эту голову-вишенку на жирных плечах. — Вы учите женщин проходить сквозь стены, воспарять над больницей, напичканной санитарами и охранниками, и улетать через морскую бухту.

— Отлично сказано, — подал голос Чак.

Нэринг в очередной раз медленно моргнул, что напомнило Тедди домашнего кота после кормежки.

— Повторюсь, у вас отменный защитный…

— Та-ак, приехали.

— …механизм. Но суть в том…

— Суть в том, — перебил его Тедди, — что в этом учреждении вчера ночью совершено девять серьезных нарушений правил безопасности. У вас пропала пациентка, и никто даже не думает…

— Мы ищем.

— Без дураков?

Нэринг откинулся назад и взглянул на Коули так, что невольно возникал вопрос, кто же тут главный.

Коули перехватил взгляд Тедди, и его подбородок слегка порозовел.

— Доктор Нэринг, кроме всего прочего, является главным координатором по связям с нашим наблюдательным советом. Поэтому я его попросил рассмотреть ваши просьбы.

— Какие именно?

Нэринг чиркнул спичкой и, сложив ладони домиком, реанимировал потухшую трубку.

— Мы не выдадим личные досье нашего персонала, — отрезал он.

— Конкретно Шина, — сказал Тедди.

— Ничьи.

— Решили нас тормознуть?

— Я незнаком с этой терминологией.

— Может, вам стоит больше поездить?

— Пристав, продолжайте свое расследование, и мы вам поможем, чем можем, но…

— Нет, — рубанул Тедди. — Расследование закончено. Первым же паромом мы возвращаемся в город и подаем рапорт, после чего дело передадут, я так понимаю, гуверовским ребятам. Но это уже без нас.

Трубка Нэринга повисла в воздухе. Коули потягивал из стакана. В ушах звенел Малер. Где-то тикали настенные часы. За окнами усиливался дождь.

Коули поставил на столик пустой стакан.

— Как вам будет угодно.