Джоанн Харрис - Мальчик с голубыми глазами

Последующие события очевидцы описывают по-разному, так что истину вряд ли когда-нибудь удастся установить. Фезер Данн утверждала, что в последний раз видела Эмили около шести часов, однако судебные медики установили, что и час спустя ребенок был жив. А Брендан Уинтер, который был всему свидетелем, клянется, что ничего не помнит…

Так или иначе, а факты таковы. В шесть или, может, в шесть тридцать, пока все хлопотали вокруг Брендана, Кэтрин Уайт напустила полную ванну воды, где и утопила свою девятилетнюю дочь Эмили, а потом сама забралась в ту же ванну, предварительно проглотив целую бутылочку снотворных пилюль. Патрик встревожился не сразу. А когда пошел их искать, то и обнаружил обеих в ванне — они лежали в остывающей воде тесным клубком, а вода так и сияла блестками геля, любимого геля Кэтрин…

О да! Я тоже была там. Я не захотела оставлять Брендана одного. Когда нашли Эмили, мы с ним подглядывали тайком через щель — дверь в ванную осталась приоткрытой, — и нас так никто и не заметил; дети очень хорошо умеют прятаться в особо сложных обстоятельствах…

Мне понадобилось некоторое время, чтобы все осознать. Во-первых, что Эмили умерла, во-вторых, что ее смерть отнюдь не была случайной. Моя память выдает образы, связанные друг с другом общим прошлым: это земляничный запах пены для ванны, промельки обнаженной плоти в зеркале на стене, бесполезные, пронзительные, какие-то павлиньи вопли Фезер и то, как Патрик повторяет:

— Дыши, детка, дыши!

И еще глаза Брендана, который молча наблюдает за происходящим. Его глаза, в которых отражается все, все…

А тем временем в ванной Патрик Уайт пытался оживить свою дочь.

— Дыши, детка! Дыши, черт побери!

Он как бы подчеркивал каждое слово нажатием на грудную клетку мертвой девочки, тщетно надеясь запустить ее сердечко, хотя одного его страстного желания было уже маловато. В его усилиях все больше чувствовалось отчаяние, и в итоге эти нажатия стали напоминать удары. Затем Патрик Уайт, окончательно потеряв самообладание, стал бить мертвую девочку в грудь кулаками, взбивая ее, как подушку…

И Брендан невольно прижал руки к груди, словно защищаясь.

— Дыши, детка! Дыши!

Брендан начал хватать ртом воздух, он явно задыхался.

— Патрик! — кричала Фезер. — Довольно! Хватит! Она умерла!

— Нет! Я спасу ее! Эмили! Дыши, детка!

В изнеможении Брендан прислонился к двери. Он смертельно побледнел, лицо его блестело от пота, дыхание стало быстрым и поверхностным. Я отлично понимала его состояние — это было то самое зеркальное отражение чувств, которое заставляло его вздрагивать и морщиться, стоило ему увидеть ссадину у меня на коленке, которое причинило ему столько страданий, когда его братец рухнул без сознания в капелле Сент-Освальдс, — но прежде я не видела его таким. Это же просто колдовство вуду какое-то; мне казалось, что Эмили, будучи уже мертвой, убивает и его…

И я поняла, что мне нужно сделать. Это как в той волшебной сказке, где мальчику в глаз попадает осколок колдовского зеркала и все предстает перед ним в искаженном, уродливом виде. «Снежная королева» — вот как называется сказка. Девочка, ее главная героиня, должна была спасти мальчика…

Я решительно шагнула вперед, загораживая собой вход в ванную, скрывая от Брендана мертвую Эмили. Теперь в его глазах, в их зимней голубизне отражалась только я. Мое лицо, мое красное пальтишко, мои коротко подстриженные волосы, так похожие на волосы Эмили.

— Брен, успокойся, ты ни в чем не виноват, — произнесла я.

Он как автомат выбросил вперед руку и отодвинул меня. Казалось, сейчас он потеряет сознание.

— Брендан, посмотри на меня, — велела я.

Но он закрыл глаза.

— Прошу, посмотри на меня!

Схватив его за плечи, я тряхнула изо всех сил. Было слышно, как он старается набрать в легкие воздуха…

— Пожалуйста! Просто смотри на меня и дыши!

На мгновение мне показалось, что я потеряла его. Опущенные веки затрепетали, ноги подкосились, и он вместе со мной рухнул на пол. И почти сразу снова открыл глаза; Эмили в них больше не было. Вместо нее там снова была я — миниатюрное отражение моего лица. Да, в его глазах было мое лицо! В бездонной глубине его голубых глаз.

И я, глядя ему прямо в глаза и удерживая от себя на расстоянии вытянутой руки, стала старательно дышать вместе с ним, просто дышать, равномерно вдыхая и выдыхая. Постепенно его поверхностное, короткое дыхание стало глубже, замедлилось, подчиняясь заданному мной ритму; кровь стала понемногу приливать к его щекам; и тут уж я не выдержала: из глаз у меня хлынули слезы — из его глаз, впрочем, тоже, — и я снова вспомнила ту сказку, где горячие слезы девочки вымыли из глаза ее друга тот проклятый осколок зеркала и сняли с него проклятие Снежной королевы. И безумная радость охватила меня.

Я спасла Брендана! Я спасла ему жизнь!

Теперь там, в его глазах, была я.

Несколько секунд я видела себя там, точно мошку в упавшей слезинке. Потом он оттолкнул меня и сказал:

— Эмили умерла. Лучше бы ты умерла вместо нее!

Время: 00.40, пятница, 22 февраля

Статус: ограниченный

Настроение: напряженное

Я действительно плохо помню, чем закончился тот вечер. Помню, как выбежала из дома, а снег все валил. Я упала на колени возле дорожки, затем увидела «снежного ангела», которого Брендан оставил у входа в дом, и бросилась к себе домой. Там я сразу поднялась в свою спальню и рухнула на кровать, над которой висел распятый голубоглазый Христос. Не знаю, долго ли я так пролежала. Как мертвая. Лишившись всех чувств, лишившись голоса. Живы были только мысли, и они постоянно возвращались к одному и тому же: Брен все-таки выбрал ее, а не меня, несмотря на то что я сделала для него; Эмили меня победила.

И тут я услышала музыку…

Возможно, именно поэтому я сейчас избегаю ее. Музыка приносит с собой слишком много воспоминаний. Некоторые из них принадлежат Эмили, некоторые — мне, некоторые — нам обеим. Возможно, именно музыка в тот день и вернула меня к жизни. Это были первые такты «Фантастической симфонии» Берлиоза; они звучали очень громко и доносились из машины — темно-синей четырехдверной «тойоты»-седан, припаркованной на подъездной дорожке перед домом Уайтов; звук был такой мощности, что стекла в окне дрожали и звенели, точно сердце, готовое разорваться.

К тому времени «скорая помощь» уже уехала. Вместе с врачами, должно быть, уехала и Фезер. Моя мать в тот вечер работала допоздна, вроде выполняла какие-то свои церковные обязанности. Брена нигде не было; в доме у Эмили погасили огни. И тут я услышала эту невероятно громкую музыку, налетевшую, как черный ветер, призванный раскрыть все двери на свете, даже запертые на замок. Музыка заставила меня встать, надеть свое красное пальто и выйти наружу. Приблизившись к припаркованной машине, я заметила, что мотор работает вовсю, а резиновая трубка, прикрепленная к выхлопной трубе, просунута в щель над окном возле водительского кресла, на котором отец Эмили спокойно слушает музыку. Нет, он не плакал, не причитал, а просто сидел, слушал и смотрел, как наступает ночь.