Николай Усков - Семь ангелов

Полина причесалась, поправила тонкий белого шелка халатик и спустилась по мраморной лестнице в бассейн, занимавший почти весь подвальный этаж дома.

– Доброе утро, Полина Станиславовна, – включился седовласый дедушка в белом кителе с золотыми пуговицами.

– Привет, дайте мне апельсинового сока, пожалуйста… Спасибо, и можете идти. – Полина отхлебнула оранжевой жидкости с мякотью, сбросила халатик и нырнула в голубую слегка подогретую воду.

Как и все советские люди, жена олигарха когда-то ходила в школу, где было 35 человек в классе, рисовала принцесс с огромными ресницами, предлагала мальчикам заполнить «Анкету» – толстую тетрадь с непременным вопросом «Что такое дружба?» и циничным мальчишеским ответом «Плавленый сырок». Когда-то она жила в пятиэтажке, хранила все фантики от иностранных шоколадок, мерзла на автобусной остановке, любила Ахматову и не любила Цветаеву, занимала у подружек юбки и покупала в подземном переходе крикливую бижутерию на гроши, выпрошенные у матери – научной сотрудницы Ромгерма. Все это было так давно, как будто никогда не было. А были личные джеты, огромная 120-метровая яхта с вертолетной площадкой, белоснежный пентхаус с видом на Центральный парк в Нью-Йорке, дворец в Кап-Ферра, вилла на Сардинии, дом в Лондоне. И еще много чего – самого лучшего: античные статуи, Вермеер и Кандинский, Рубенс и Демиан Херст, Мане и Шагал. Полина вдруг с досадой вспомнила о прекрасном зеленом Шагале, в которого сразу влюбилась. Он висел в их доме в Кап-Ферра. Но однажды она обнаружила на его месте какого-то английского романтика с болотом, коровами и церковью.

– Куда ты перевесил Шагала? – спросила Полина у мужа.

– Продал, – коротко ответил он.

– Как ты мог? – почти закричала она. Климов отложил бумаги, удивленно приподнял брови и спокойно сказал:

– Я всю жизнь продаю и покупаю.

– Ты мог бы спросить меня?!

– Прости, чего ради? Он мне надоел – я его продал. Главные члены предложения здесь «мне» и «я».

«Этот проклятый Авиньон, – думала Полина, яростно рассекая воду тонкими смуглыми руками. – До него все так было хорошо. – Внезапно ею овладела тревога: – Зачем он туда таскается?» Полина вынырнула из бассейна и взяла небольшую черную трубку телефона, ей ответил приветливый женский голос:

– Доброе утро, Полина Станиславовна.

– Мне нужен джет сегодня. Я лечу в Ниццу.

– Одну минутку, Полина Станиславовна, – девушка пропала, а потом вернулась с услужливым вопросом:

– Вам только в Ниццу? Федор Алексеевич зарезервировал борт для Елизаветы Федоровны на завтра. Вы отпустите джет сегодня? Или хотите, я попрошу приготовить для вас один из корпоративных самолетов?

– Нет, ничего не надо, – отрезала Полина и разъединилась. Упоминание о Лизе разозлило мачеху. Ей-то что в Ницце надо? И мамаша ее где-то там ошивается. Одоевская знала, что виллу для бывшей жены и матери Лизы Климов купил по соседству, в Жоан-Ле-Пене. Полина поняла, что должна действовать ради будущего, ради себя. Но действовать надо было внезапно, а значит, забыв про телефоны и услужливых девушек. Она вернулась к себе, быстро оделась – простые джинсы, маечка, вязаный светло-коричневый кардиган, легкие парусиновые кеды. Волосы убрала назад и схватила резинкой, спешно побросала какое-то полупрозрачное белье в крокодиловую дорожную сумку цвета какао, надела черные очки в поллица и выбежала в вестибюль. Включился клон дедушки, стоявшего у бассейна. Этот сидел на банкетке у мраморного Адониса, утопленного в полукруглую нишу. Тоже седовласый, в белом кителе с золотыми пуговицами.

– Доброе утро, Полина Станиславовна, – сказал он, поднимаясь ей навстречу.

– Доброе. Подгоните мне Maserati, пожалуйста. Я сама поведу, – предупредила она строго.

Когда Полина взялась за руль полированного дерева, она поняла, что не знает, где покупают билеты на самолет, и откуда они вообще летают, если это не частный джет. Кажется, Шереметьево-II. И как туда попасть? Из всех дорог Полина помнила только Рублево-Успенское шоссе и Третьяковский проезд. Она решила позвонить маме. Потом передумала, испугавшись ненужных вопросов всего боявшейся немолодой женщины. Мама даже Климова считала каким-то изуверским обманом воображения. Тем не менее этот «обман» купил ей чудную квартиру на Патриарших прудах с горничной и поварихой. Наконец, Полина набрала свою университетскую подругу Аньку. Она была переводчиком с английского, замужем за простым айтишником, а потому наверняка знала, откуда летают рейсовые самолеты.

Во-первых, выяснилось, что Шереметьево-II теперь называется F, но нужен вовсе даже не F, а какой-то D.

– Что, прости? – не поняла Одоевская.

– Ну ты даешь, это же новый терминал, совсем от жизни оторвалась. – После обстоятельного инструктажа Анька томно спросила: – Со своим, что ли, поссорилась?

– Да нет, просто хочу сделать ему сюрприз.

– Ну-ну, – недоверчиво пропела подруга, считавшая, что Полина обязательно должна быть несчастлива, раз ей так повезло с мужем.

У Ивана Климова все шло из рук вон плохо. Настолько плохо, что у него внезапно пропала эрекция. Он слез с девки, откинулся на спину и стал изучать плавные изгибы гипсокартона на потолке. Предполагалось, что слоистый потолок, утыканный светодиодами, сломает штамп гладкого потолка с люстрой и придаст помещению футуристический вид. Поначалу все так и было, но теперь гипсокартон сам стал штампом и придавал помещению вид пятизвездочной гостиницы в провинциальном миллионнике.

«Надо убрать эту фигню и сделать лепнину», – зачем-то подумал Иван. Между тем девка сдаваться не собиралась. Она приподнялась, посмотрела в остановившиеся глаза мужчины, чмокнула его в загорелое плечо и с энтузиазмом сообщила:

– Не боись, ща подымем. – Изогнувшись кошкой она стала работать губами, мерно раскачивая вознесенным вверх задом. Ивану это движение напомнило метроном, стоявший на мамином пианино, хотя обладательница зада, очевидно, надеялась вызвать другие ассоциации.

– Ларка, ничего не получится, – капитулировал Иван, аккуратно, но властно отодвинул ее, встал и пошел в туалет. Ларка проводила глазами жиреющее тело парня и подумала, что еще успеет заскочить в ЦУМ и выпить кофейку в «Воге». Она закурила тонкую папироску и представила себе воговский «эстерхази» с хрустящей крошкой и нежным несладким кремом. «Ням-ням», – зажмурилась от удовольствия Ларка.

– Не дыми мне тут, – вывел ее из мира грез Иван.

– Ванечка, ну ты не расстраивайся. Тебе просто надо отдохнуть.

Иван был в белом махровом халате. Он подошел к барной стойке у окна, выходившего на ХХС, накатил виски, высыпал льда в стакан и осушил его залпом. «Срочно нужны деньги», – подвел он итог своим размышлениям. Вчера Иван пытался было попросить денег у Климова, но тот ответил: